И в отрывке и глубже по ссылке упускается из вида, что Николай1 в 1831г. предоставил Пушкину статус историографа, как у Карамзина. Царь финансировал и "Пугачёвский бунт" и "Историю Петра". Сам поэт в частном письме отмечает, что царь с ним "очень милостив и любезен". "Того гляди попаду во временщики",-замечает Пушкин. Польское восстание не при чём. Из чего делается столь далеко идущее заключение? Из зарплаты? С ней разобрались, по-моему.

Не кажется верным и утверждение:

"Теперь понятна реакция Николая I, который стремился как можно быстрее замять скандал с дуэлью А.С. Пушкина. Ведь могло выясниться, что иностранцы инициировали убийство, а потом еще и скомпрометировали одного из руководителей самого секретного Департамента МИД, состоявшего в должности тайного советника – генерал-лейтенанта".

Тщательное исследование обстоятельств:[fedor-tutchev.narod.ru]

"Впрочем, к вопросу об изготовителе «диплома» мы еще вернемся. В ко­нечном счете для понимания хода событий важен в данном случае тот факт, что Пушкин был уверен в виновности Геккерна, а кроме того, глав­ным для него был, как явствует из сообщения Николая I о наиболее остром пункте их последней беседы («я вас самих подозревал в ухаживании за моей женой»), вопрос о достоверности заключенной в «дипломе» информации... Убедившись, как я предполагаю, в ходе беседы с Николаем I, что информация абсо­лютно лжива [Ср. в письме генералу Толю: «одно слово» уничтожает клевету], Поэт уже не смог удержаться от отправления письма к Геккерну (как смог в ноябре 1836 года).

Очень важен (хотя до сих пор недостаточно оценен) тот факт, что, по­знакомившись после гибели Поэта с его письмом к Нессельроде и с текстом пресловутого «диплома», царь отреагировал на них в сущности так же, как Пушкин. Геккерн сразу стал в его глазах «гнусной канальей» и по его указа­нию был унизительно изгнан из России; особенный гнев Николая вызвали, без сомнения, козни не против Пушкина, а против него самого (достаточно прозрачный намек в «дипломе» на его мнимую связь с Натальей Николаев­ной). Некоторые исследователи гадали о том, откуда царю стало известно, что «диплом» сфабриковал Геккерн, но естественно предполагать простую разгадку — он поверил утверждению в ставшем известном ему письме Пушкина к Нессельроде.

Стоит добавить, что, выдворяя посланника (имевшего ранг «полномочного министра»), император не посчитался с заведомой оскорби­тельностью этого акта для Нидерландов. Правда, он письменно объяснялся с принцем Оранским, женатым на его сестре Анне, но все равно русский посланник в Нидерландах докладывал Нессельроде: «Я не мог не заметить тяжелого чувства, вызванного здесь всем этим делом, и я не скрою от ваше­го сиятельства, что здесь были, по-видимому, оскорблены теми обстоятельст­вами, которые сопровождали отъезд барона Геккерна из С.-Петербурга...»

Наконец, существеннейшее значение имеет резкий перелом в отноше­нии к конфликту Пушкина и Геккерна со стороны императрицы Александ­ры Федоровны, как известно, весьма сочувствовавшей «отцу и сыну». На другой день после дуэли, 28 января, она записала в дневнике: «Пушкин вел себя непростительно, он написал наглые письма Геккерну, не оставя ему возможности избежать дуэли». Однако через неделю, 4 февраля, Алексан­дра Федоровна записывает: «Я бы хотела, чтобы они уехали, отец и сын,— Я знаю теперь всё анонимное письмо, подлое и вместе с тем отчасти верное» (то есть - она замечала «интерес» своего супруга к Наталье Николаевне). Стоит отметить, что пушкиноведы «ахматовского» направления замалчива­ют и эту многозначительную дневниковую запись...

Я, как, впрочем, и многие другие, сильно сомневаюсь в причастности Геккерна к «диплому» — уже хотя бы из-за крайней рискованности для него подобной проделки (ведь он был замешан и в волокитство Дантеса). Каза­лось бы, доказательством может служить тот факт, что сам Николай был уверен в виновности Геккерна. Однако, по свидетельству придворного вельможи, князя А. М. Голицына, сын Николая, Александр II, получил иную информацию: «Государь Александр Николаевич... в ограниченном кругу лиц, громко сказал: «Ну, так вот теперь знают автора анонимных писем (то есть экземпляров «диплома».—В. К.), которые были причиной смерти Пуш­кина - это Нессельроде». Из этого текста, правда, не ясно, шла ли речь о графе или о графине;

П. Е. Щеголев считал, что о второй.

Между прочим, Нессельроде и его жена лично знали «подписавшего» клеветнический «диплом» графа Борха, служившего с 1827 года в Мини­стерстве иностранных дел. Что же касается Нарышкина, то чета Нес­сельроде знала не только его и его жену, но и дочь его жены Софью, зачатую от Александра I: к ней сватался опять-таки чиновник Министерства иностранных дел А.П. Шувалов, которого по ходатайству Нессельроде произвели тогда в камергеры.

Хорошо известно, что супруги Нессельроде питали настоящую нена­висть к Пушкину, который еще с юных лет, с июня 1817 года, числился на службе в Министерстве иностранных дел. 8 июля 1824 года Александр I под нажимом Нессельроде уволил Поэта со службы и отправил его в ссылку в село Михайловское.

Однако Николай I 27 августа 1826 года отменил ссылку, а в июле 1831-го распорядился о возвращении Пушкина в Министерство иностранных дел. И выразительный факт: Нессельроде, рискуя вызвать недовольство царя, в течение более трех месяцев отказывался выплачивать Пушкину назначен­ное ему жалованье в 5000 рублей (в год).

П. П. Вяземский (сын поэта), свидетельствовал, что существовала ост­рейшая вражда между Пушкиным и графиней Нессельроде. Стоит сказать здесь и о том, что супруги Нессельроде были в высшей степени располо­жены к Геккерну и — по особенным причинам — к Дантесу: дело в том, что последний являлся родственником или, точнее, свойственником графа Нессельроде."