edgeways.ru
|
|
Отв: Деструкция продолжается Пользователь: Аврум (IP-адрес скрыт) Дата: 10, June, 2010 09:50 Постреволюционное время остро поставило вопрос о смысле жертвенности в истории.
В условиях нэпа люди перестали понимать во имя чего они страдали и боролись. Печать несчастья – то ли природного, то ли антропогенного – легла на психологию даже тех людей, которые продолжали воображать себя строителями нового мира. Выбор для революционера мог быть двояким – либо продолжать упорствовать в насилии, отыскивая ее новые объекты, либо смириться с невозможность реализации поставленных целей и перечеркнуть себя в своем прежнем качестве. Впрочем, для некоторых участников революци это казалось возвращением к «норме». Один «социалист по убеждениям» в апреле 1918 г. сообщал В.И.Ленину, что в разговоре с ним «один бывший рьяный большевик, а до этого солдат-мародер, теперь сладко мечтающий о “спокойном” житии, о торговом заведении выразился так: “Побаловались и довольно, пора и за ум взяться”». Таким заявлениям сочувствуют, отмечал он1. Условия нэпа, воспринятого как отказ от утопии, создали ситуацию тревожной неопределенности. Пик этого процесса пришелся на смерть Ленина – современники писали об ощущении «зримой беды, народного горя»2. О гибели вождя люди узнали 22 января – он был нерабочим в честь «Кровавого воскресенья» (9 января по старому стилю). К этому времени сложился – по крайней мере, на предприятиях – обычай устраивать в этот день собрания, хором петь революционные песни в оформленных в траурном стиле помещениях. Получалось, что одна жертва (пролетарская масса) символично наложилась на другую (вождь), что не могло не оказать специфического эмоционального воздействия. Между тем «Правда и «Известия» в специальных выпусках писали о том, что в каждый член большевистской партии «есть частичка Ленина», а коммунистическая партия – его «коллективное воплощение». И позднее рядовым коммунистам казалось, что «Правда» своими «недомолвками и туманностями» (лето 1925 г.) «сеет тревогу». Даже приблизительный контент-анализ некрологов 1920-х годов в «Правде» поражает апологетикой революционной аскезы. Воспевается «незаметный», скромный труженик, «солдат партии», обездоленный в прошлом и непременно истощенный беззаветной борьбой за большевистские идеалы4. Похоже, что масса ждала чего-то необычного, дабы встряхнуть оцепенение. Существовали ли люди, способные сделать такое? Получалось, что нравственную уверенность людей подобного склада поддерживала только убежденность, что их деяния лежат в русле победоносного шествия «прогрессивного класса». А если жизнь не давала им соответствующих подтверждений на сей счет? Вера в революцию легко трансформировалась в веру в вождя. За этим могла естественно последовать вера во власть, выдаваемую за истинно революционную. «Был у нас только один товарищ, который защищал интересы всего мира, но его нет, это вождь и учитель В.И. Ленин… После смерти вождя еще хуже стало…»5, – писал красноармеец Н.М. Холявко из Киева. Похоже, так думали многие. Ощущение «коллективной жертвы» соединилось с идеей «коллективного возмездия». Создается впечатление, что за идейно-эстетическим изобилием постреволюционного времени таился социально-исторический испуг. Литература 1920-х годов оказалась отмечена налетом танатомании, причем далеко не всегда эсхатологически-очистительного характера. И не только литература. В Москве, которая раньше давала некоторым ощущение свободы и оптимизма, теперь ощущали «такой же застой, апатию и беспросветность и безнадежность, словом дыхание смерти», как и в провинции6. А один полусумасшедший изобретатель с примечательной фамилией Спасов писал, что «над нами, славянами, довлеет тяжелый и необратимый рок взаимного истребления на почве гнусной клеветы»7. Для многих бывших революционеров нэп ассоциировался с разложением и смертью. Сатирики живописали его «удушливую атмосферу», «кладбищенский дух». В адрес нэпманов постоянно звучали угрозы – нередко символического характера8. А. Платонов точно передал складывающуюся психологическую ситуацию словами одного из своих литературных героев («Как зажглась лампа Ильича»): …Мы видим лампу Ильича, но не видим тут дорогого Ильича, не видим великого мудреца, который повел на вечную смычку двух апогеев революции – рабочего и крестьянина… И я говорю: смерть империализму и интервенции, смерть всякому псу, какой посмеет переступить наши великие рубежи… Тогдашние пропагандисты изъяснялись именно так. Однако в деревне «свет Ильича» просуществовал всего год – электростанцию сожгли (подозрение, разумеется, пало на мельников-кулаков). Образ смерти-искупления померк. Если ты хочешь понять что-либо,узнай,как оно возникло. : edge, nekto, ГОМОРО |
Тема | Написано | Дата |
---|---|---|
Деструкция личности революционера | Аврум | 10.06.2010 08:20 |
Отв: Деструкция продолжается | Аврум | 10.06.2010 09:50 |
Отв: Деструкция продолжается | edge | 10.06.2010 09:58 |
самоотравление гневом | Аврум | 10.06.2010 18:21 |
«убиты провокаторами, которые среди нас». | Аврум | 10.06.2010 19:01 |
С. Ярчук из села Дуброво | Andrew VK | 10.06.2010 22:14 |
Очень интересно | Pirx | 10.06.2010 10:09 |