На неё и были предыдущие комментарии. В сокращении. Про болевые точки - точно.
[www.odnako.org]

21 февраля 2012 Роман Носиков

Согласно более позднему уточнению в твиттере арт-группы "Война", "панк-молебен" в храме Христа Спасителя, назывался не "Срань господня", а "Богородица, Путина прогони".....

Пятеро солисток группы .... В припеве скандировали: «Срань Господня!»...........

То, что и в этом случае всплыла арт-группа «Война» (проекты явно сестринские) , - и символично, и неслучайно.

Позвольте вам напомнить краткую творческую историю коллектива:

Акция массового совокупления в биологическом музее под плакатом «Е*ись за наследника медвежонка».

Х*й, нарисованный на подъёмном мосту напротив питерского ФСБ.

Получение за этот нарисованный х*й государственной премии.

Переворачивание милицейских машин.

Поджог автозака.

Поливание милиционеров мочой.

Если у кого-то возникли лишние и неуместные вопросы, хочу напомнить, что (помимо вручения госпремии) никто из «Войны» за свои действия ответственности так и не понёс.


В этих действиях, безусловно, есть система. А в самих «акциях» есть повторяющийся набор деталей, которые при подробном рассмотрении покажут нам цели и смысл всего этого шабаша, кажущегося на первый взгляд побочным продуктом обычной человеческой деградации.

Итак, вопрос первый: В чем особенность выбора объектов этих арт-терактов?

Если в случае «Войны» мы наблюдаем повышенную любовь к правоохранительным органам в лице милиции/полиции и чекистов, то охреневшее бабьё явно тянется к главному российскому храму. Почему?



Когда кто-то кричит в алтаре «срань Господня», бегает по храму с голой грудью и с сатанинской символикой, он не против Путина протестует - он ритуально оскорбляет то, что храм и алтарь символизируют - представления человека о святом. Не о святом исключительно в религиозном смысле, а и в более бытовом – святом как светлом, неприкосновенном и ценном.

Когда человек переворачивает милицейские машины, поджигает их, поливает сотрудников милиции мочой, он не против произвола милиции протестует, он утверждает свой собственный произвол и презрение к Закону.

Вопрос второй: Почему в качестве лозунгов выбираются именно «против царя Путина» и «против милицейского произвола»?

Ответ: Эти лозунги – инструмент легализации ритуальных оскорблений и последующей индульгенции. Не может же человек открыто признать, что оскорбляет Христа и посягает на Закон? Поэтому он выдает свои действия за протест против чего-то плохого или неоднозначного: полицейский произвол – это, ведь плохо, не так ли? И Путин – не золотой червонец, чтобы нравиться всем? При этом любое законное действие власти по отношению к «артистам» будет восприниматься как репрессии против борцов с милицейским произволом и политической оппозицией.



Вопрос четвертый: В чём смысл всего этого?

Смысл в том, что любое жизнеспособное общество образуется вокруг позитивных ценностей. Общество сильно и имеет возможность действовать как единый организм именно за счёт того, что абсолютное большинство признаёт эти ценности и уважает их, даже если не разделяет полностью. Не всем нравится конкретная полиция, но большинство уважает Закон. Не всем нравится РПЦ, но большинство уважает право сограждан на веру и почитание её символов.

Если сделать эти принципы и ценности источником постоянного дискомфорта, постоянно демонстрировать уязвимость этих ценностей и таким образом выставлять их слабым местом, то можно постепенно, повторяя эти ритуалы раз за разом, эти ценности унизить. Отвязать общество от этих опор. И вот тогда общество из единого организма превратится в кучку индивидуумов, которых может построить и тиранить любая, хоть сколько-то многочисленная шайка.

Объектом атаки является ничто иное как наша свобода.

Но у любого преступления есть не только объективная, но и субъективная сторона. Так что этот разбор был бы неполным, если бы мы не рассказали о внутренней мотивировке актёров этого спектакля.

Движущая сила такого «действия» – удовольствие от заведомо безнаказанного унижения того, кто заведомо сильнее тебя, за счет перехода грани, которую этот большой и сильный не перейдёт по моральным причинам. Это безотказный вариант - потому что действительно большие и сильные объединения людей возникают именно вокруг морали.

Технология – определение болевой точки этого большого и сильного. Это несложно, так как большое и сильное всегда вырастает на том, что объединяет много людей. А то, что объединяет людей не в банду, а в народ, может быть только светлым - поскольку история ещё не знает таких народов, которые были бы объединены осознанием собственного злодейства. И вот это светлое – всегда уязвимо. Потому что у народа, объединенного этим светлым, в силу самого этого объединения нет механизмов защиты этого светлого от своих. Проблема в том, что в условиях глобализации культурно чужими могут оказаться и родители с детьми, и братья с сёстрами. А вы думаете, почему Советский Союз так ревниво наблюдал за культурной жизнью граждан и тщательно фильтровал артефакты, идущие к мозгам и душам граждан из-за рубежа? И почему тех, кто начинал перенимать чужие культурные стереотипы, называли «перерожденцами»?

Перерожденец находится в двойственном положении, которое приносит ему дискомфорт. Для завершения собственной трансформации он стремится надругаться над тем, что он считал важным и системообразующим в прошлом воплощении – когда он был народом.

В результате такого ритуального надругательства возникает ощущение, являющееся суррогатом победы, но к победе имеющее ровно столько отношения, сколько героин к радостям жизни.