История «проекта секретного доклада». О чем кричала и о чем молчала Комиссия Поспелова, январь-февраль 1956 года
[www.fedy-diary.ru]
31 декабря 1955 года, за шесть недель до открытия XX съезда КПСС, Президиум Центрального Комитета постановил создать «Комиссию по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии».

Эта Комиссия, состоявшая из четырех представителей партийного руководства (секретари ЦК КПСС П. Н. Поспелов и А. Б. Аристов, председатель ВЦСПС H. М. Шверник, заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС П. Т. Комаров)1, должна была подготовить свой доклад к 9 февраля 1956 года. Этот текст объемом в 70 машинописных страниц послужил Никите Хрущеву «основой» для его знаменитого «секретного доклада», по крайней мере для центральной его части, посвященной годам «Большого террора»2.

Недавно опубликованное сообщение Комиссии3 интересно во многих отношениях. Оно вскрывает, прежде всего, внутреннее противоречие, заложенное в самой цели этой Комиссии: установить причины массовых репрессий против нескольких десятков партийных руководителей !


Проект «секретного доклада» XX съезда

Из 70 страниц текста около двух третей посвящены репрессиям против членов Центрального Комитета, избранных на XVII съезде партии в 1934 году (98 из 139 были арестованы и расстреляны), а также некоторых «старых большевиков»4 и высокопоставленных членов сталинского руководства, таких как Павел Постышев, Роберт Эйхе, Ян Рудзутак, Влас Чубарь, Моисей Рухимович5. Все эти «честные, преданные делу коммунизма деятели партии» были


вынуждены, объясняла Комиссия, под пытками признаваться в мифических преступлениях. Эти «грубейшие нарушения социалистической законности» были делом рук сотрудников «выродившегося» и «преступного» НКВД, возглавлявшегося Николаем Ежовым (до ноября 1938 года), затем другим «врагом народа» Лаврентием Берия. Естественно, такого рода «позорные дела» могли иметь место не только с санкции, но и «по прямым указаниям» Сталина.

Всю эту аргументацию — не говоря уж о целых параграфах из текста Комиссии — Никита Хрущев широко воспроизводил в своем «секретном докладе»6.

Впрочем, на двадцати страницах материалов, подготовленных Комиссией, были приведены и другие крайне важные факты, которые Хрущев опустил. На этот раз речь шла не только о репрессиях, направленных против коммунистического руководства, но и о массовых репрессиях, которые в 1937-1938 годах привели к аресту 1 548 366 человек, из которых 681 692 были расстреляны. Данные Комиссии основаны в первую очередь на докладной записке, направленной 5 января 1954 года министром внутренних дел С. Н. Кругловым Георгию Маленкову и Никите Хрущеву. В этом совершенно секретном донесении, составленном начальником первого спецотдела Министерства внутренних дел, полковником Павловым, содержалась информация по количеству арестованных, приговоренных и казненных различными внесудебными инстанциями, находившимися в ведении органов госбезопасности в 1921-1953 годах: более 4 миллионов репрессированных, из которых 800 тысяч казнены. Примечательно, что комиссия Поспелова ограничилась лишь данными за 1935-1940 годы, соответствовавшим единственному периоду массовых репрессий, о котором можно было говорить («естественно», не упоминались самые ужасные и самые преступные периоды насильственной коллективизации, раскулачивания и великого голода 1932-1933 годов). Таблица, приводившаяся Комиссией для иллюстрации эпизода 1937-1938 годов, должна была служить основой главного тезиса доклада первого секретаря: об «исключительности» лет «Большого террора». Тем не менее, Хрущев не решился привести эти данные в своем «секретном докладе».


Затем комиссия Поспелова посвятила с десяток страниц различным «репрессивным операциям» 1937-1938 годов. Она детально описала разработку и осуществление самой важной из этих операций, операции № 00447, так называемой «кулацкой операции», проведенной против целого ряда считавшихся «социально-опасными» элементов («бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков», духовенство, бывшие члены небольшевистских партий, бывшие царские чиновники, а также «уголовники-рецидивисты» и «бандиты» и члены их семей, «способные на ведение антисоветской деятельности»). В материалах Комиссии был упомянут и принцип «лимитов» на арест и расстрел, выделявшихся Ежовым каждому региону (35 тысяч, например, Московской области, из которых 5 тысяч по «первой категории» — смертная казнь; 29 тысяч — Украине, из которых 8 тысяч по «первой категории»; 17 тысяч — Западной Сибири, из которых 5 тысяч — по «первой категории» и т. д.). Кроме того, было приведено множество ярких примеров того, как лимиты, установленные в начале операции, 30 июля 1937 года (258 950 лиц, «подлежащих репрессии», из которых 72 500 — казни), были значительно превышены вследствие общего соревнования, целью которого было превзойти первоначальный план: «те, кто первыми "выполняли лимит", считались "самыми бдительными"». Комиссия подчеркивала, что эти «дополнительные лимиты» должны были получать одобрение Николая Ежова — по согласованию со Сталиным. Среди других многочисленных документов того же рода, в материалы Комиссии было включено письмо наркома внутренних дел Сталину от 11 августа 1937 года, спустя 10 дней после начала «операции 00447»:

«Ввиду большой засоренности колхозов, совхозов и промышленных предприятий Западной области беглым кулачеством и другими контрреволюционными элементами, проявляющими большую антисоветскую активность, считаю необходимым увеличить число подлежащих репрессированию по Западной области бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов по 1 категории до 3000 человек, по 2 категории до 6000 человек.

Для Западной области было утверждено 1-я категория — 1000 человек и 2-я категория — 5000 человек.

Проект постановления представляю»7.

В сообщении Комиссии Поспелова приводились также детали других основных репрессивных операций 1937-1938 годов: № 00439, или «немецкая операция», № 00485, или «польская операция», № 00593, или «харбинская операция», а также «латышская операция», «финская операция», «румынская операция», «греческая


операция»8. В таблице подводился баланс этих «национальных операций» на 10 сентября 1938 года9.

Таблица 2

Итоги «национальных операций» на 10 сентября 1938 года


«Национальные операции» Осуждено, Приговорено кВМН, Приговорено к 10 годам ИТЛ, Дела переданы в другие инстанции

Поляки 106 726, 84 471, 19 078, 3 177

Немцы 31853, 24 858, 5 750, 1245

«Харбинцы» 30 938, 19312, 10 669, 957

Латыши 17 581, 13 944, 2 741, 896

Греки 11253, 9 450, 1553, 250

Румыны 6 290, 4 021, 2 077, 192

Финны 5 880, 5 224, 423, 233

Эстонцы 5 590, 4 672, 625, 293

Иранцы 2 180, 908, 1 154, 118

Афганцы 691, 99, 400, 192

Другие 9064, 5 781, 2 494, 789

Всего 228 046, 172 740, 46 964, 8 342

Эти национальные операции были направлены не только против советских граждан польской, немецкой, латышской, финской, греческой и других национальностей, но также против всех советских граждан, кто имел какие бы то ни было связи, будь то профессиональные, семейные или просто географические (в этом отношении были особенно уязвимы жители пограничных областей), со странами, считавшимися враждебными: с Польшей, Германией, прибалтийскими странами, Румынией, Японией.

Так, в докладе Комиссии Поспелова приводились категории населения, на которые была направлена «польская операция». Аресту подлежали:

- все бывшие польские военнопленные, оставшиеся в СССР;

- все оставшиеся в СССР польские беженцы;

- все польские политэмигранты;

- все бывшие члены бывшей Польской социалистической партии и в целом любой другой польской партии;

- все «наиболее активные» «националистические» элементы областей и районов СССР с преобладанием польского населения;

- все лица, входившие в контакт с работниками польского консульства или диппредставительства.


Помимо «массовых нарушений социалистической законности» в ходе операций, проводимых НКВД, Комиссия на нескольких страницах осуждала «произвол Военной Коллегии Верховного суда СССР», выносившей приговоры по самым важным делам (именно в этом суде проходили знаменитые «Московские процессы»).

Были приведены точные данные по количеству осужденных в 1937-1938 годах Военной Коллегией: 44 465 человек, в основном работников партаппарата, экономического сектора, военных и сотрудников органов. Все эти приговоры (по 85 % из них — смертная казнь), уточняла Комиссия, были санкционированы лично Сталиным, который поставил свою подпись на 383 списках осужденных. Впрочем, Комиссия предпочла не уточнять личность тех, кто еще подписывал эти списки и в 1956 году оставался наряду с Никитой Хрущевым у кормила власти: Вячеслав Молотов (подпись которого стояла на 373 списках), Клемент Ворошилов (его подпись была на 195 списках), Лазарь Каганович (подписал 191 список) и Анастас Микоян (подписал 62 списка).

В своем «секретном докладе» Никита Хрущев не упомянул о количестве осужденных Военной коллегией Верховного суда, ограничившись упоминанием «тысяч... несправедливо репрессированных партийных и советских работников»10.

В этом отношении, как и во многих других, первый секретарь явно смягчил выводы Комиссии Поспелова (впрочем, и без того, следуя основному большевистскому принципу конспирации, озвучил факты лишь перед теми, кто «имел право знать»). Он, например, опустил в своем докладе ключевую фразу из выводов Комиссии о «массовом терроре против многих честных советских людей»11.

Итоговый документ комиссии Поспелова интересен как точными данными о «Большом терроре», так и тем, о чем он умолчал, а также тем, какое влияние он оказал на текст «секретного доклада», Действительно, хотя сам Хрущев сортировал информацию, которую ему предоставила Комиссия, последняя также заботливо отбирала для своего сообщения минимум информации, полученной из Верховного суда, Министерства юстиции, Президиума Верховного Совета, Министерства внутренних дел и КГБ. Все эти учреждения настоятельно попросили помочь, и в течение января 1956 года руководство судебной системы и органов безопасности занималось составлением сводок, направлявшихся Комиссии. Некоторые из этих сводок, хранившиеся в фондах Министерства юстиции и Президиума Верховного Совета, ныне стали доступными. Они позволяют нам воссоздать точную и полную картину репрессивной и пенитенциарной политики сталинского режима