[lib.ru]

Внутреннюю позицию человека в этом техническом мире называют
деловитостью. От людей ждут не рассуждений, а знаний, не размышлений о
смысле, а умелых действий, не чувств, а объективности, не раскрытия действия
таинственных сил, а ясного установления фактов. Сообщения должны быть
выражены сжато, пластично, без каких-либо сантиментов. Последовательно
излагаемые ценные соображения, воспринимаемые как материал полученного в
прошлом образования, не считаются достойными внимания. Обстоятельность
отвергается, требуется конструктивная мысль, не разговоры, а просто
сообщение фактов. Все существующее направлено в сторону управляемости и
правильного устройства. Безотказность техники создает ловкость в обращении
со всеми вещами; легкость сообщения нормализует знание, гигиену и комфорт,
схематизирует то, что связано в существовании с уходом за телом и с
эротикой. В повседневном поведении на первый план выступает соответствие
правилам. Желание поступать, как все, не выделяться создает поглощающую все
типизацию, напоминающую на другом уровне типизацию самых примитивных времен.
Индивид распадается на функции. Быть означает быть в деле; там, где
ощущалась бы личность, деловитость была бы нарушена. Отдельный человек живет
как сознание социального бытия. В пограничном случае он ощущает радость
труда без ощущения своей самости; живет коллектив, и то, что отдельному
человеку казалось бы скучным, более того, невыносимым, в коллективе он
спокойно принимает как бы под властью иного импульса. Он мыслит свое бытие
только как "мы".
Бытие человека сводится к всеобщему; к жизнеспособности как
производительной единицы, к тривиальности наслаждения. Разделение труда и
развлечений лишает существование его возможного веса; публичное становится
материалом для развлечения, частное - чередованием возбуждения и утомления и
жаждой нового, неисчерпаемый поток которого быстро предается забвению; здесь
нет длительности, это - только времяпрепровождение. Деловитость способствует
также безграничному интересу к общей всем сфере инстинктивного: это
выражается в воодушевлении массовым и чудовищным, созданиями техники,
огромным скоплением народа, публичными сенсациями, вызванными делами,
счастьем и ловкостью отдельных индивидов; в утонченной и грубой эротике, в
играх, приключениях и даже в способности рисковать жизнью. Число участников
в лотереях поразительно; решение кроссвордов становится излюбленным
занятием. Объективное удовлетворение духовных стремлений без личного участия
гарантирует деловое функционирование, в котором регулируется утомление и
отдых.
В разложении на функции существование теряет свою историческую
особенность, в своем крайнем выражении вплоть до нивелирования возрастных
различий. Молодость как выражение высшей жизнеспособности, способности к
деятельности и эротического восторга является желанным типом вообще. Там,
где человек имеет только значение функции, он должен быть молодым; если же
он уже немолод, он будет стремиться к видимости молодости. К этому
добавляется, что возраст отдельного человека уже изначально не имеет
значения; жизнь его воспринимается лишь в мгновении, временное протяжение
жизни - лишь случайная длительность, она не сохраняется в памяти как
значимая последовательность неотвратимых решений, принятых в различных
биологических фазах. Если у человека, в сущности, нет больше возраста, он
все время начинает с начала и всегда достигает конца: он может делать и то и
это, сегодня это, завтра другое; все представляется всегда возможным, и
ничто, по существу, не действительно. Отдельный человек - не более чем
случай из миллионов других случаев, так почему бы ему придавать значение
своей деятельности? Все, что происходит, происходит быстро, а затем
забывается. Поэтому люди ведут себя, как будто они все одного возраста. Дети
становятся по возможности раньше как бы взрослыми и участвуют в разговорах
по собственному желанию. Там, где старость сама пытается казаться молодой,
она не вызывает почтения. Вместо того чтобы делать то, что ей пристало, и
тем самым служить молодым на определенной дистанции масштабом, старость
принимает облик жизненной силы, которая свойственна в молодости, но
недостойна в старости. Подлинная молодость ищет дистанции, а не беспорядка,
старость - формы и осуществления, а также последовательности в своей судьбе.
Поскольку общая деловитость требует простоты, понятной каждому, она
ведет к единым проявлениям человеческого поведения во всем мире. Едиными
становятся не только моды, но и правила общения, жесты, манеры говорить,
характер сообщения. Общим становится и этос общения: вежливые улыбки,
спокойствие, никакой спешки и настоятельных требований, юмор в напряженных
ситуациях, готовность помочь, если это не требует слишком больших жертв,
отсутствие близости между людьми в личной жизни, самодисциплина и порядок в
толпе - все это целесообразно для совместной жизни многих и осуществляется.
Господство аппарата. Превращая отдельных людей в функции, огромный
аппарат обеспечения существования изымает их из субстанциального содержания
жизни, которое прежде в качестве традиции влияло на людей. Часто говорили:
людей пересыпают, как песок. Систему образует аппарат, в котором людей
переставляют по своему желанию с одного места на другое, а не историческая
субстанция, которую они заполняют своим индивидуальным бытием. Все большее
число людей ведет это оторванное от целого существование. Разбрасываемые по
разным местам, затем безработные, они представляют собой лишь голое
существование и не занимают больше определенного места в рамках целого.
Глубокая, существовавшая раньше истина - каждый да выполняет свою задачу на
своем месте в сотворенном мире - становится обманчивым оборотом речи, цель
которого успокоить человека, ощущающего леденящий ужас покинутости. Все, что
человек способен сделать, делается быстро. Ему дают задачи, но он лишен
последовательности в своем существовании. Работа выполняется целесообразно,
и с этим покончено. В течение некоторого времени идентичные приемы его
работы повторяются, но не углубляются в этом повторении так, чтобы они стали
достоянием того, кто их применяет; в этом не происходит накопления
самобытия. То, что прошло, не имеет значения, значимо лишь то, что в данную
минуту происходит. Основное свойство этого существования - умение забывать;
его перспективы в прошлом и будущем почти сжимаются в настоящем. Жизнь течет
без воспоминаний и без предвидений во всех тех случаях, когда речь идет не о
силе абстрагирующего, целесообразно направленного внимания на
производительную функцию внутри аппарата. Исчезает любовь к вещам и людям.
Исчезает готовый продукт, остается только механизм, способный создать новое.
Насильственно прикованный к ближайшим целям, человек лишен пространства,
необходимого для видения жизни в целом.
Там, где мерой человека является средняя производительность, индивид,
как таковой, безразличен. Незаменимых не существует. То, в качестве чего он
был, он - общее, не он сам. К этой жизни предопределены люди, которые совсем
не хотят быть самими собой; они обладают преимуществом. Создается
впечатление, что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы,
без различий и без подлинной человеческой сущности.
Кажется, что объективированный, оторванный от своих корней человек
утратил самое существенное. Для него ни в чем не сквозит присутствие
подлинного бытия. В удовольствии и неудовольствии, в напряжении и утомлении
он выражает себя лишь как определенная функция. Живя со дня на день, он
видит цель, выходящую за пределы сиюминутного выполнения работы, только в
том, чтобы занять по возможности хорошее место в аппарате. Масса остающихся
на своих местах отделяется от меньшинства бесцеремонно пробивающихся вперед.
Первые пассивно пребывают там, где они находятся, работают и наслаждаются
после работы досугом; вторых побуждают к активности честолюбие и любовь к
власти; они изматываются, придумывая возможные шансы к продвижению и
напрягая последние силы".