edgeways.ru
|
|
Менатилитет русин Пользователь: LUPUS (IP-адрес скрыт) Дата: 28, October, 2008 12:17 лучше всего описан К. Чапеком/ вот нашел "Балладу о Юрие Чупе" в инете
[lib.misto.kiev.ua] -- Такое и впрямь бывает, -- заметил жандармский капитан Гавелка, -- то есть порой встречаешь у преступников этакую особую совестливость. Я многочего мог бы порассказать на сей счет, но, пожалуй, самое удивительное -- это случай с Юраем Чупом. Произошел он, когда я служил в Подкарпатье, в Ясине. Как-то январской ночью надрались мы у еврея в корчме. Пили окружной начальник, какой-то железнодорожный инспектор и прочая чистая публика. Ну и, конечно, цыгане. А знаете, что за народ эти цыгане? Хамово отродье, ей-ей. Начинают играть "на ушко", все ближе, все теснее обступают тебя, крысы проклятые, все тише водят смычком и так зачаровывают слух, что разве лишь душу из тела не вынимают; по-моему, вся эта их музыка -- одно распутство, страшное и непостижимое. Так вот, прилипли они ко мне, я и очумел, я ревел как олень, раскроил штыком стол, колотил стаканы, горланил песни, бился головой об стену и готов был не то убить кого, не то влюбиться -- не пойму: когда цыгане околдуют тебя вконец, тут уж, голубчики, такое вытворять начнешь... Помню, меня уже совсем развезло, и тут подступил ко мне еврей-шинкарь да и говорит, что за дверью, перед трактиром, меня ждет какой-то руснячок. -- Пусть себе ждет или приходит завтра! -- заорал я. -- Нынче не до него -- нынче я хороню свою молодость и оплакиваю свои надежды; я без памяти люблю одну женщину, прекрасную и неприступную -- играй же, разбойник цыган, развей мою грусть - Словом, нес я всякую околесицу -- видно, с музыкой всегда так: впадаешь в душевную тоску и жаждешь только напиться. Прошло еще какое-то время, и снова ко мне подошел шинкарь со словами, что русин на улице все еше ждет меня. Но я все еще не оплакал своей молодости и не утопил в самородном вине своей печали; я только махнул рукой, словно Чингисхан какой, -- дескать, все едино, лишь бы цыгане играли; что было дальше -- уж и не припомню, но когда под утро я выбрался из корчмы, на улице стоял трескучий мороз, снег под ногами звенел как стекло, а перед кабаком маячил русин, в белых лаптях, белых гатях и белом овчинном тулупе. Завидев меня, он низко поклонился и что-то прохрипел. -- Чего тебе, братец? -- говорю. -- Будешь задерживать, получишь в зубы. -- Ясновельможный пан, -- отвечает русин, -- послал меня сюда староста Воловой Леготы. Там Марину Матейову убили. Я малость протрезвел; Волова Легота -- это село или, скажем, горный хутор о тринадцати хатах, километрах в тридцати от нас; словом, в зимнюю пору пройтись оттуда -- изрядное удовольствие. -- Господи! -- воскликнул я. -- Да кто же ее убил-то? -- Я и убил, ясновельможный пан, -- покорно признался русин. -- Юрай Чуп меня прозывают, Димитра Чупа сын. -- И сам идешь на себя доносить? -- напустился я на него. -- Староста велел, -- смиренно произнес Юрай Чуп. -- Юрай, наказал, иди заяви жандарму, что убил Марину Матейову. -- А за что ты ее убил? -- заорал я. -- Бог повелел, -- объяснил Юрай, как будто это разумелось само собой. -- Бог повелел -- убей Марину Матейову, родную сестру, одержимую бесом. -- Паралик тебя расшиби, -- выругался я, -- да как же ты из своей Воловой Леготы добрался? -- С божьей помощью, -- благочестиво ответствовал Юрай Чуп. -- Господь меня хранил, чтоб я в снегу не сгинул. Да святится имя его! [.....] Знаете, жандармская служба -- ремесло грубое. Утром нашел я в халупе Юрая Чупа долларовые бумажки, которые покойница Марина получала от мужа из Америки. Разумеется, пришлось об этом доложить, ну, в суде и состряпали дело об убийстве с целью ограбления. Юрая приговорили к смерти через повешение. Но лично меня никто не убедит, что тот свой крестный путь он проделал лишь своей волей. Мне хорошо известно, что в силах человеческих, а что выше человеческих сил. И думаю, теперь я немножко представляю себе, что такое суд божий. |