У меня же, на одном из дежурств по полку, произошло следующее: под вечер, когда
все офицеры уже разъехались, ко мне прибежал дежурный унтер-офицер по нестроевой
команде и с волнением в голосе доложил, что "Александр Иванович померли".
Александром Ивановичем все, от рядового до командира полка, величали старого
бородатого фельдфебеля, что стоял часами рядом с дневальным у ворот, исправно
отдавая честь всем проходящим.
Откуда же пришел к нам Александр Иванович? Оказалось, что еще до того, как мой
отец командовал полком, то есть в начале 70-х годов, печи в полку неимоверно
дымили и никто не мог с ними справиться; как-то военный округ прислал в полк
печника-специалиста из еврейских кантонистов, Ошанского. При нем печи горели
исправно, а без него дымили. Все твердо это знали и, в обход всех правил и
законов, задерживали Ошанского в полку, давая ему мундир, звания, медали и
отличия за сверхсрочную "беспорочную службу".
И вот его не стало, унтер-офицер привел меня в один из жилых корпусов, еще
елизаветинской постройки, где в светлом подвальном помещении под сводами
оказалась квартира Александра Ивановича.
Он лежал в полковом мундире на составленных посреди комнаты столах. Его сыновья,
служившие уже на сверхсрочной службе, один -- трубачом, другой -- писарем,
третий -- портным, горько плакали.
Я никак не мог предполагать того, что произошло в ближайшие часы. К полковым
воротам подъезжали роскошные сани и кареты, из которых выходили нарядные
элегантные дамы в мехах и солидные господа в цилиндрах; все они пробирались к
подвалу, где лежало тело Александра Ивановича. Оказалось -- и это никому из нас
не могло прийти в голову,-- что фельдфебель Ошанский много лет стоял во главе
петербургской еврейской общины. На следующее утро состоялся вынос тела, для чего
мне было поручено организовать церемонию в большом полковом манеже. К полудню
манеж принял необычайный вид. Кроме всего еврейского Петербурга сюда съехались
не только все наличные офицеры полка, но и многие старые кавалергарды во главе
со всеми бывшими командирами полка. В числе последних был и мой отец, состоявший
тогда уже членом государственного совета.
Воинский устав требовал, чтобы на похоронах всякого военнослужащего, независимо
от чина и звания, военные присутствовали в полной парадной форме, и поэтому всем
пришлось надеть белые колеты, ленты, ордена и каски с орлами. У гроба Александра
Ивановича аристократический военный мир перемешался с еврейским торговым и
финансовым, а гвардейские солдаты -- со скромными ремесленниками-евреями.
После речи раввина гроб старого кантониста подняли шесть бывших командиров
полка, а на улице отдавал воинские почести почетный взвод под командой вахмистра --
как равного по званию с покойным -- при хоре полковых трубачей. Таков был
торжественный финал старой истории о дымивших печах.
--------------
Игнатьев "50лет в строю"