по иному читается мистическая повесть . мистического мистика Гоголя.
Хотя "нос" может и иная часть тела. Будем впадать в крайности.
Например операция по перемене пола или восстановлению пола.
Конечно протез хорошо -но Пирогов лучше.
-------------------
Автор: А.Ф.Крашенинников
О работе: Нос

В 1961 году я случайно наткнулся на документ конца XVIII века, который поразил странностью содержания.
« Щетъ
Его светлости и разныхъ орденовъ кава­леру
Платону Александровичу Зубову
По приказанию Вашей светлости зделанъ мною находяще­муся при свите персидскаго хана чиновнику искусственной носъ изъ серебра въ нутри вызолоченой съ пружиной биндажемъ, съ наружи подъ натуру крашеной......................200 сер.
Но какъ одинъ искуственной носъ, нося безъ переменно под­вержен всякому непредвидимому случаю быть поврежденному, того для персидской ханъ просить зделать другой с принадлежа­щими к оному потребностями, как то штампъ из котораго выкала-чивается носъ, тафты приправленной гуміями и красочки дабы онъ могъ и будучи въ своемъ отечестве удобно во время надобности их делать.
Другой носъ............................ 100 сер.
два штампа медныхъ для выколачіванія носа.......100 сер.
5 аршинъ тафты приправленной Гуміями..........50 сер.
________________________
итого 450
ИМПЕРАТОРСКОЙ академии Художествъ механик и титуляр­ной советникъ Осипъ Шишоринъ» (1).

Документ находится в частном фонде московских Голицыных, никак не связанных ни с Зубовым, ни с Шишориным. Архивные бумаги могут многое рассказать даже своим внешним видом. Дело, в котором находится приведенный документ, является неперепле­тенной сборной коллекцией самых разнообразных автографов под названием «Материалы разных лиц от А до О». Счет написан на первой странице двойного листа бумаги. Лист хранит следы того, что был прежде вшит в какое-то дело тремя стежками. Потом довольно небрежно вырван и сложен вчетверо. Бумага «затаскалась», загрязнилась по сгибам и даже на уголке сгиба протерлась. Видимо, некто вырвавший счет долго носил его и многократно показывал. И было, что показать, - содержание счета действи­тельно очень забавно.
Адресат счета - Платон Александрович Зубов (1767—1822) — последний фаворит Екатерины II (которая присвоила ему титул свет­лейшего князя) — пытался руководить внешней политикой России и мечтал о союзе с Персией для победы над Турцией. С этой целью он заигрывал с персидским принцем Муртаза-Кули-ханом (1750-1800), младшим братом персидского шаха Ага-Мухаммед-хана (1715—1797). Престарелый шах был еще в детстве оскоплен, отличался патологи­ческой жестокостью и ненавидел своих братьев, неоднократно пы­тавшихся отнять у него престол. В ходе борьбы Муртаза-Кули-хан потерпел поражение. Один из его приближенных попал в плен к сторонникам шаха и был ими зверски изуродован; ему отрезали нос (что, к сожалению, остается до настоящего времени в традициях тех мест). Муртаза вместе с несколькими преданными ему лицами бе­жал в Россию (1795), где был принят П.А. Зубовым с распростертыми объятиями. Фаворит представил принца Екатерине II. Императрица оказала Муртазе особое внимание, щедро одарила и повелела свое­му придворному живописцу В.Л. Боровиковскому написать большой трехметровый парадный портрет персидского принца, который ныне является одним из украшений Русского музея в Санкт-Петербурге (2). В свою очередь Муртаза обратился к Зубову с необычной просьбой: сделать своему изуродованному спутнику протез носа. Вид безносого перса в свите хана пугал всех и вызывал у многих отвращение. Зубов знал в Академии художеств уникального механика Шишорина и на­деялся, что тот сможет придумать нужное приспособление. Механик этот ранее уже выполнял для князя различные поручения.
Новое задание фаворита отличалось оригинальностью. Сде­лать искусственный нос было безусловно интересно для такой творческой личности, как Шишорин. Решая эту задачу, он про­явил недюжинные способности ваятеля и механика. Пятнадцать лет он учился в Академии и, конечно, умел рисовать, а также ле­пить. Мастер реконструировал в рисунке отрезанный нос перса, затем вылепил его и сделал по этой модели два медных штампа. Вложив между ними тонкий позолоченный лист серебра, выко­лотил протез носа. Наличие штампов позволяло повторять его. По просьбе заказчика механик сделал запасной протез. Наруж­ную поверхность его он окрасил «под натуру». Шишорин приду­мал также изящный способ ношения своего изделия на лице: оно крепилось изнутри к носовой кости хозяина пружиной-биндажем (само название подтверждает английскую выучку Шишорина (3)) -приспособлением вроде того, что позднее применялось на пенс­не. Но как бы плотно ни прикреплялся металлический нос пружи­ной, между изделием и щекой оставалась щель, для маскировки которой мастер придумал подобие лейкопластыря из тонкой шел­ковой тафты (тоже, вероятно, телесного цвета), пропитанной гумией (клейким соком особых растений). Стоило лизнуть, клей ра­створялся, ткань прилипала к коже и металлу.
В счете оговорено, что штампы для выколачивания носа пе­редавались его хозяину, «дабы он мог и будучи в отечестве сво­ем удобно во время надобности... делать» [копии протеза]. Де­ликатность задачи требовала быстроты исполнения. Шишорин с блеском подтвердил свое высокое мастерство, выполнил поручение и подал счет Зубову. Фаворит передал счет Екатерине II, которая дала устное распоряжение своему статс-секретарю В.С. Попову - «оплатить». Подобные устные распоряжения императрицы тщательно документировались. Существует ряд переплетенных в сафьян томов «Имянных Ее Императорского Величества изустных указов». В томе, относящемся к 1796 году, читаем:
«Ея Императорское Величество высочайше повелеть соизволи­ла заплатить из Кабинета механику Осипу Шишорину за зделанные имъ персидскому при Муртазакулихане находящемуся чиновнику два искусственных носа вместо отрезанного ему Агамагометханом по приложенному счету четыреста пятьдесят рублей.
Апреля 25 дня 1796 Василий Попов» (4).
Следовательно, счет, с которого начался рассказ, был в этом же деле, входящем в фонд Кабинета Ее Императорского Величе­ства. Дела Кабинета тщательно сберегались. Однако позднее (ве­роятно, в конце 1820-х годов) нашелся дерзкий человек, выкравший из архива документ только потому, что содержание было забавно. Особенно поражала просьба Муртаза-Кули-хана изготовить два искусственных носа. При первом же ознакомлении со счетом Шишорина у меня возникло предположение: не мог ли Н.В. Гоголь ви­деть этот счет с его бесхитростной фразой: «...как один... нос, нося беспеременно подвержен всякому непредвиденному случаю...». Такая фраза могла вдохновить сатирика на сочинение фантастичес­кой повести о приключениях носа, ушедшего от своего хозяина. Но каким образом Гоголь мог увидеть этот счет?
Весьма вероятно, что некий легкомысленный «архивный юноша», перебирая именные указы, поразился содержанию сче­та, вырвал его из дела и, хихикая, показывал некоторым лицам. Теперь документ находится в московском архиве Голицыных. Из­вестно, что генерал-губернатор Москвы Дмитрий Владимирович Голицын (1771-1844) очень редко бывал в Петербурге, но в одно из посещений столицы пожилой сановник увлекся молодой бой­кой умницей Александрой Осиповной Россет. Литературные свя­зи ее с Пушкиным, Жуковским и Гоголем общеизвестны. В ее салоне счет Шишорина мог находиться некоторое время, забавляя посетителей. Но долго держать краденный из государственного архива документ было опасно, и Александра Осиповна подарила его своему престарелому московскому поклоннику, увлекавшемуся сбором разных раритетов. Племянник Д.В. Голицына – М.А. Голи­цын (1804-1860) с 1822 года служил актуариусом Коллегии иност­ранных дел и отличался большой любовью к предметам искусства и всяческим редкостям, которые впоследствии, уже после его смерти, были собраны в особый Голицынский музей (приобретенный в 1886 году Эрмитажем). При всякой коллекции находится множество ве­щей, не попадающих затем в основной фонд. Вероятно, так случи­лось и со счетом Шишорина, затерявшимся среди разного хлама.
Необычность «щета» запечатлелась в цепкой памяти Гоголя и затем преобразовалась в великолепную фантазию о самостоя­тельных прогулках носа коллежского асессора Ковалева.
Постараемся найти подтверждения нашему предположению в самом гоголевском тексте: «Коллежский асессор Ковалев про­снулся довольно рано и... увидел, что у него вместо носа совершен­но гладкое место! <...> Необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асес­сор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помо­щью ученых аттестатов, никак нельзя сравнить с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно осо­бенные рода... Ковалев был кавказский коллежский асессор» (5).
Чин коллежского асессора (8-го класса по Табели о рангах) был начальным в группе штаб-офицерских чинов (с 8-го по 5-й класс). С начала XIX века для производства в этот чин требовалось представ­ление университетского диплома или сдача ряда экзаменов. Разуме­ется, в России находилось множество мест, где можно было получить чин 8-го класса в обход правил. И если Гоголь назвал потерявшего нос Ковалева кавказским асессором, то те, кто были знакомы со сче­том Шишорина, видели здесь аллюзию безносого кавказца.
В панике Ковалев выходит на улицу и вдруг видит свой нос «в мундире, шитом золотом» (6). Ну как тут не вспомнить Шишори­на, изготовившего нос, «внутри позолоченный».
Затем Ковалев пытается дать в газету объявление о сбежав­шем носе. Чиновник отказывает ему, но утешает: «Говорят, что есть такие люди, которые могут приставить какой угодно нос» (7). Действительно, Шишорин это умел.
В окончательный вариант повести Гоголь вставляет допол­нительный эпизод, которого не было в первой редакции; «Потом пронесся слух, что не на Невском проспекте, а в Таврическом саду прогуливается нос майора Ковалева, что будто он давно уже там, что когда еще проживал там Хосрев-Мирза, то очень удивлялся этой странной игре природы» (8).
Если в предыдущих трех аллюзиях Гоголь позволял себе едва заметный кивок в сторону реальной подосновы, то упоминая Хосрова-Мирзу - историческую личность и, кстати, внучатого пле­мянника Муртаза-Кули-хана, он полностью раскрывается. Исто­рии искусственного носа перса, дважды повторенного по просьбе Муртазы, ради «всякого непредвиденного случая», и собствен­ного носа петербургского фанфарона, внезапно от него сбежав­шего, зримо переплетены в эпизоде, где Хосров-Мирза с удив­лением смотрит на прогулки носа майора Ковалева.
Такие аллюзии были ясны и понятны лицам, посвященным в архивную тайну персидского носа. Сам автор пишет о них: «Этим происшествиям были чрезвычайно рады все светские, необходи­мые посетители раутов, любившие смешить дам».
Большего Гоголь не мог себе позволить, ведь повесть оттал­кивалась от документа, украденного из государственного архи­ва, и находились люди, осуждавшие молодых и легкомысленных зубоскалов. «Один господин, - продолжает Гоголь, - говорил с негодованием, что он не понимает, как в нынешний просвещен­ный век могут распространяться нелепые выдумки, и что он удив­ляется, как не обратит на это внимание правительство».
История с отрезанным носом, замененным затем серебря­ным, настолько сенсационна, что должна была обратить на себя внимание и других лиц, кроме Гоголя. Действительно, в начале XX века молодой искусствовед Н.Н. Врангель нашел в «Изустных указах» Екатерины II распоряжение о выплате Шишорииу 450 рублей за сделанные им два искусственных носа для приближенно­го Муртаза-Кули-хана и поторопился опубликовать его в своей статье «Очерки по истории миниатюр в России» (9). Это было такти­ческой ошибкой Врангеля, так как трехметровый портрет Мурта­зы, написанный Боровиковским, трудно отнести к миниатюрам и потому сообщение о безносом спутнике хана прошло почти не замеченным.
С самим счетом Шишорина был каким-то образом знаком и известный историк Н.Я. Эйдельман. Он даже привел начало до­кумента в одной из своих книг (10). Впрочем, этот счет интересовал Эйдельмана только как пример всемогущества последнего фа­ворита Екатерины «Платоши» Зубова. Откуда Эйдельман проци­тировал счет - остается загадкой, так как книга лишена примеча­ний. Его росписи нет в деле, где хранится счет.
Историю счета Шишорина, вдохновившего Гоголя, я расска­зал своим друзьям. Один из них — талантливый архитектор Вла­димир Павлович Тюрин, автор многих красивых зданий, в том числе русского посольства на Мальте и актового зала Московс­кого инженерно-строительного института в Лосиноостровской, удостоенный Государственной премии, тонкий живописец и блестящий театральный художник, слушал меня с большим вни­манием, а спустя некоторое время принес сделанные по собствен­ному почину иллюстрации к моему рассказу. Действующие в нем лица - несчастный перс и фанфарон «кавказский майор», «Платоша» Зубов, матушка Екатерина и сам Гоголь сплелись на петер­бургском фоне в увлекательный и обманчивый карнавальный мир, где все натягивают носы друг другу.

Примечания
1. Осип Иванович Шишорин (1758 - после 1811) был одним из крупнейших петербургских инструментальных мастеров. Сын известного резчика по дереву он шестилетним ребенком попал в только что открытое Вос­питательное училище при Академии художеств (1764). Это была идея нового президента Академии И.И. Бецкого - набирать для обучения пяти-шестилетних детей и в полном отрыве от влияния семьи и улицы воспитывать их в течение 15 лет, готовя идеальных людей и замечательных художников. За 15 лет упорной муштры воспитанни­ки овладевали умением рисовать, но при этом не все становились художниками. Поэтому в Академии, помимо художников «трех знатнейших искусств» {живописи, скульптуры и архитектуры) гото­вили также и инструментальных мастеров, т. е., говоря современ­ным языком, дизайнеров. Поточного метода в промышленности еще не существовало, каждая вещь изготовлялась индивидуально, и для красивых вещей требовались мастера, способные создавать худо­жественно оформленные предметы.
С 1773 г, Шишорин обучался в Инструментальном классе Академии под руководством английского мастера Франсиса Моргана, неодно­кратно получал награды за успешные работы. В1779 г. он окончил Ака­демию с золотой медалью за успехи в механике и получил четырех­летнюю командировку в Англию для усовершенствования. Об успехах в Англии свидетельствует похвальный отзыв его тамошнего учителя Джона Стенклива. Вернувшись в Петербург, Шишорин возглавил класс математических инструментов Академии художеств и успешно руководил им. Мастер делал множество разнообразных инструмен­тов, в том числе по заказу П.А. Зубова выполнил в 1793 г. 36 термомет­ров для кораблей российского флота.