...Гаррис возразил:
     -  Ничего  подобного.  Так  им  и  надо.  Я  еще  спел бы на развалинах
куплеты.
     Меня  огорчило,  что Гаррис настроен так кровожадно. Никогда не следует
допускать,    чтобы    чувство    справедливости   вырождалось   в   простую
мстительность.  Потребовалось  много  времени, чтобы убедить Гарриса принять
более  христианскую  точку  зрения,  но,  наконец, это удалось. Он обещал во
всяком  случае  пощадить  друзей  и  родственников  и  не петь на развалинах
куплетов.
     Если  бы  вам  хоть  раз  пришлось  слышать, как Гаррис поет комические
куплеты,  вы  бы  поняли, какую услугу я оказал человечеству. Гаррис одержим
навязчивой  идеей,  будто  он умеет петь комические куплеты. Друзья Гарриса,
которым  довелось  его  слышать,  наоборот, твердо убеждены в том, что он не
умеет и никогда не будет уметь петь и что ему нельзя позволять это делать.
     Когда  Гаррис  сидит  где-нибудь  в  гостях  и  его  просят  спеть,  он
отвечает:  "Вы  же  знаете  -  я  пою  только  комические куплеты", - причем
говорит  это  с  таким  видом, будто их-то он во всяком случае поет так, что
достаточно один раз его услышать - и можно спокойно умереть.
     -  Ну вот и хорошо, - говорит хозяйка дома. - Спойте что-нибудь, мистер
Гаррис.
     И  Гаррис поднимается и идет к роялю с широкой улыбкой добряка, который
собирается сделать кому-нибудь подарок.
     -   Теперь,   пожалуйста,  тише,  -  говорит  хозяйка,  оглядываясь  по
сторонам. - Мистер Гаррис будет петь куплеты.
     - Ах, как интересно! - слышится шепот.
     Все  спешат  из  зимнего сада, спускаются с лестницы, собирают людей со
всего  дома  и толпой входят в гостиную. Потом все садятся в кружок, заранее
улыбаясь.
     И Гаррис начинает.
     Конечно,  для  пения  куплетов не требуется особых голосовых данных. Вы
не  ожидаете  точности  фразировки или чистоты звука. Неважно, если певец на
середине  ноты  вдруг  обнаруживает,  что  забрался  слишком высоко и рывком
съезжает  вниз.  Темп  тоже  не  имеет  значения.  Мы простим певцу, если он
обогнал  аккомпанемент  на два такта и вдруг останавливается посреди строки,
чтобы  обсудить  этот  вопрос с пианистом, а потом начинает куплет снова. Но
мы  ждем  слов.  Мы  не  готовы  к  тому, что певец помнит только три строки
первого  куплета  и повторяет их до тех пор, пока не приходит время вступать
хору.  Мы  не  думали,  что  он способен вдруг остановиться на полуслове и с
глупым  хихиканьем  сказать,  что,  как  это ни забавно, но черт его побери,
если  он  помнит,  как там идет дальше. Потом он пробует сочинить что-нибудь
от  себя и после этого, дойдя уже до другого куплета, вдруг вспоминает и без
всякого  предупреждения останавливается, чтобы начать все снова и немедленно
сообщить вам забытые слова. Мы не думали...
     Но  лучше  я  попробую  показать  вам, что такое пение Гарриса, и тогда
судите сами.
     Гаррис  (стоя  перед  фортепиано и обращаясь к публике). Боюсь, что это
слишком  старо,  знаете  ли.  Вам всем, наверное, известна эта песня. Но это
единственное,  что  я  пою.  Это песня судьи из "Передника", то есть, я хочу
сказать,  не  из "Передника", а... Ну, да вы знаете, что я хочу сказать. Ну,
из той, другой оперетки. Вы все будете подпевать хором, разумеется.
     
     Радостный  шепот  -  всем  хочется  петь  хором.  Блестяще  исполненное
взволнованным  пианистом  вступление  к  песне  судьи  из  "Суда присяжных".
Гаррису  пора  начинать.  Гаррис  не  замечает  этого. Нервный пианист снова
начинает  вступление.  Гаррис  в ту же минуту принимается петь и одним духом
выпаливает  две  начальные  строки  песенки  Первого  лорда  из "Передника".
Нервный  пианист  пробует  продолжать  вступление, сдается, пытается догнать
Гарриса,  аккомпанируя  песне  судьи  из "Суда присяжных", видит, что это не
подходит,  пытается  сообразить,  что  он делает и где находится, чувствует,
что разум изменяет ему, и смолкает. 

     Гаррис  (ласково,  желая  его  ободрить).  Прекрасно!  Вы  замечательно
аккомпанируете. Продолжайте.
     Нервный пианист. Боюсь, что где-то произошла ошибка. Что вы поете?
     Гаррис  (быстро). Как что? Песню судьи из "Суда присяжных". Разве вы ее
не знаете?
     Один  из приятелей Гарриса (из глубины комнаты). Да нет! Ты поешь песню
адмирала из "Передника".
     
     Продолжительный  спор  между Гаррисом и его приятелем о том, что именно
поет  Гаррис.  Приятель,  наконец,  говорит,  что это несущественно, лишь бы
Гаррис   вообще  что-нибудь  пел.  Гаррис,  которого  явно  терзает  чувство
оскорбленной  справедливости,  просит  пианиста начать снова. Пианист играет
вступление  к  песне  адмирала.  Гаррис,  выбрав  подходящий, по его мнению,
момент, начинает.

     Когда, в дни юности, я адвокатом стал...

     Общий  хохот, принимаемый Гаррисом за знак одобрения. Пианист, вспомнив
о  жене  и  детях,  отказывается  от  неравной  борьбы  и  уходит. Его место
занимает человек с более крепкими нервами. 

     Новый  пианист  (весело).  Ну, старина, начинайте, а я пойду следом. Не
стоит возиться со вступлением.
     Гаррис  (который постепенно уяснил себе причину всего происходящего, со
смехом).  Ах,  боже  мой! Извините, пожалуйста! Ну, конечно, я перепутал эти
песни.  Это  Дженкинс  меня смутил. Ну, валяйте! (Поет. Его голос звучит как
из погреба и напоминает первые предвестники приближающегося землетрясения.)
     
     В дни юности в конторе я служил,
     Рассыльным у поверенного был. 

     (В  сторону, пианисту.) Слишком низко, старина. Начнем еще раз, если вы
не возражаете.
     
     Снова  поет  те  же  две строчки, на сей раз высоким фальцетом. Публика
удивлена.  Нервная  старая  дама  у камина начинает плакать, и ее приходится
увести.

     Я окна мыл, и пол я натирал,
     Я... 

     Нет,  нет, "я стекла на парадной начищал и пол до блеска натирал". Нет,
черт  побери,  извините,  пожалуйста!  Вот  забавно!  Не  могу вспомнить эту
строчку. "Я... я..." Ну, ладно, попробуем прямо перейти к припеву. (Поет.)
     
     И я, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла,
     Теперь во флоте королевском адмирал. 

     Ну же, хор, повторяйте последние две строчки!

     Хор.
     
     И он, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла,
     Теперь во флоте королевском адмирал. 

     А  Гаррис  так  и не понимает, в каком он оказался дурацком положении и
как  он  надоел  людям,  которые  не сделали ему ничего дурного. Он искренне
думает, что доставил им удовольствие, и обещает спеть после ужина еще.