Максимилиан Волошин "ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА"
Всякий, кто искренно любит европейскую культуру и желает счастья нашим доблестным союзникам — Англии и Франции [и простил грехи нашего недавнего врага Германии]*, должен понимать необходимость гражданской войны в России.
После войны в Европе остались залежи снарядов, орудий, амуниции, которые через несколько лет потеряют всякую ценность. Для них необходим емкий рынок. Россия является таковым. Она обеспечивает и быстроту потребления, честную уплату долга территорией, ослаблением имперского могущества и торговыми концессиями, независимо от победы той или иной стороны.
Кроме того, все, что осталось недосказанного между Германией и Англией, теперь досказывается и доделывается на русском внутреннем фронте. Таким образом, мы снимаем с высококультурных западных стран необходимость проливать кровь собственных граждан.
[Сравнительно с внешней войной война гражданская имеет преимущество беспроигрышности. Победа или поражение, безразлично с той или иной стороны, наносит раны только одной России, что вполне идет к высокому строю ее моральной культуры.]
Мы были правы, отказавшись продолжать войну внешнюю и предпочтя ей гражданскую. Она систематично прорабатывает всю территорию страны, шире захватывает все классы населения, глубже перерождает личность и этим подготавливает из России прекрасную, вспаханную и унавоженную трупами почву для будущего [англо-] германского, а может быть, и монгольского [японского] посева.
Но это материальное превосходство ничто в сравнении с преимуществами моральными. [Во время гражданской войны обе стороны благородно соревнуют друг другу в культурных завоеваниях. Едва лишь одна сторона делает шаг вперед в деле упрощения форм жизни и человеческих отношениях, как другая спешит опередить ее. Таким образом приобретаемые навыки быстро укрепляются и входят в жизнь.]
Гражданская война развивает в людях истинное братство — в древнейшем смысле этого слова: братство Каина и Авеля. Братья соревнуют в своей любви к родине, как Каин и Авель соревновали в любви к Богу. Они братски обмениваются в борьбе оружием и лозунгами.
Антимилитаристы вооружают мощные армии, федералисты усваивают лозунг “Единая и неделимая!”1, интернационалисты защищают родину, монархисты мечтают об Учредительном собрании, патриоты призывают исконных врагов страны для раздела государства, рабочие правительства расстреливают рабочих за забастовки, социалисты восстанавливают бюрократический строй, коммунисты защищают мелкую земельную собственность, помещики декретируют безвыкупное отчуждение земель, — все соревнуют в самоотречении и несут на алтарь отечества самое ценное — свои политические убеждения и программы.
Само собой разумеется, что нейтральных в гражданской войне не может быть. Это признавалось и во времена предшествующих гражданских войн, но мы сделали шаг вперед, превратив этот моральный принцип в законодательную норму посредством принудительных военных наборов, широко практикующихся с обеих сторон.
Это благородное соревнование в области культурных завоеваний является одной из самых симпатичных черт гражданской войны: едва лишь одна сторона делает шаг вперед в деле упрощения форм жизни и человеческих отношений, как другая спешит опередить ее. Таким образом приобретаемые навыки быстро укрепляются и входят в жизнь.
Особенно ярко это выражается в деле уголовного и политического процесса: чрезвычайная юрисдикция отбрасывает всю сомнительную болтовню свидетелей и адвокатов и ставит преступника лицом к лицу с судьей, который, прибегая к испытанным возбудительным средствам, легко может узнать всю подноготную о злодее, причем единственным обвинителем самого себя и своих единомышленников является сам же преступник. Таким образом, смертный приговор является не механическим приложением канцелярской процедуры и мертвого закона, а делом живой и искренней интуиции.
В деле розыска внутренней крамолы гражданская война весьма глубоко и проницательно связывает политическую неблагонадежность с вопросом расового происхождения, превращая, таким образом, дело полицейского сыска в национальный очистительный обряд. В иных же случаях смело восстанавливает несправедливо забытый обычай казни заложников, грозно напоминая гражданам о том, что “каждый пред всеми, за всех и за все виноват”2.
Публичность смертной казни и выставление трупов казненных, с соответствующими надписями, на улицах, несомненно, имеет большое педагогическое значение и напоминает о лучших страницах европейской истории.
Нельзя тоже не приветствовать введения смертной казни в практику средних учебных заведений, особенно женских, принимая в соображение, что раньше в подобных случаях администрация ограничивалась изнасилованьем. Только несправедливо предоставлять эти права одним чрезвычайным властям: педагоги, как люди, более близко принимающие к сердцу духовное развитие наших детей, не должны быть лишены этих радикальных мер воздействия на детскую душу.
Вообще чувство справедливости и человеческой солидарности во время гражданской войны углубляется благодаря всеми принимаемой аксиоме: “Каждый инакомыслящий есть изменник родине и уголовный преступник”.
Ее логическим следствием является резолюция, принятая недавно всеми левыми партиями: “Не вступать в соглашение ни с какой партией или фракцией, стоящей правее нас”.
Когда она будет дополнена соответственной резолюцией правых партий о невступлении в соглашение с более левыми соседями, тогда будущее государственное единство России можно будет считать обеспеченным.
Но еще более плодотворно влияние гражданской войны на развитие русской литературы и искусства.
Всем известно, что “слово — серебро, а молчание — золото”. Поэтому едва ли кто решится отрицать, что сейчас мы вступили в Золотой век русской литературы. В наши дни все располагает писателя к концентрации и к молчанию.
Прежде всего, прекращение книгопечатанья, хотя это явление механического характера, — ценнее моральные условия. Гражданская война упрощает не только формы человеческих отношений, но и формы мышления и палитру искусства.
Сейчас в России наиболее популярными цветами являются белый и красный. Все же остальные цвета радуги считаются нейтральными и негражданственными, тем более что белые видят весь спектр окрашенным в красный цвет, а красные вполне логично и научно утверждают, что все тона спектра сливаются в белый.
Таким образом, те строптивые индивидуалисты, которые отказываются разрабатывать прекрасные темы красной гидры Коммунизма и белого змия Контрреволюции, конечно, рискуют многим. Белые совершенно естественно, видя на их картинах и зеленые, и черные цвета, принимают их за красных, а красные, благодаря их многоцветности, — за белых. Но все же и они могут существовать, благодаря тому, что гонение со стороны белых является хорошей рекомендацией для красных, и наоборот. А так как белый и красный режимы в отдельных областях бывшей Российской империи сменяются периодически и довольно быстро, то и независимым художникам, этим, скажем откровенно, дезертирам гражданской войны, удается с грехом пополам дотянуть до конца режима со свидетельством о гонениях при предыдущем, а перед самым концом его им надо не упустить случай заручиться рекомендациями для идущего на смену.
Таким образом русские поэты, художники и писатели могут не только существовать, но иногда, в свободное от гражданских и человеческих отправлений время, даже предаваться свободному творчеству, конечно втихомолку и никому не показывая. А это уже больше того, что независимый художник может потребовать от режима гражданской войны.


<3 июля 1920>
[lingua.russianplanet.ru]