Александр МИШУЛОВИЧ

[magazines.russ.ru]

Занимательная семантика

Размышления над книгой Дж. Голдберга “Либеральный фашизм”


Ах, как шаг мы печатали браво,

Как легко мы прощали долги,

Позабыв, что движенье направо

Начинается с левой ноги!

А. Галич


Америка всегда удивляет. Заморский гость, в детстве гонявший мяч во дворе, будет сильно озадачен американским футболом. Ведь слово “футбол”, как известно, происходит от слова foot, т. е. нога, а играют в него в Америке чем угодно, только не ногами. Так же и в американской политике: тут водораздел проходит не между буржуазией и пролетариатом, даже не между двумя главными партиями, а между консерваторами и либералами. И опять слова эти означают совсем не то, к чему он, заморский гость, привык.

“Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля” дает такое определение:

Либерал, политический вольнодумец, мыслящий или действующий вольно; вообще, желающий большой свободы народа и самоуправления.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона говорит примерно то же, но подробнee:

Либерализм, направление в политике, противоположное консерватизму, стремление к реформам и организации государства и общества на началах свободы личности, свободы от притеснений, налагаемых церковью, деспотизмом власти, полицейской регламентацией, обычаями и т. д. <...> Л. в экономической жизни выставляет требование возможно полной свободы промышленной деятельности от вмешательства государства.

Почему же тогда именно либералы (американские) хотят все больше вмешательства государства в жизнь общества? Даже самые благие их намерения — ликвидация бедности, бесплатная медицина для всех и т. д. — неизбежно ведут к ограничению свободы личности. Государство манипулирует налогами, чтобы по своему усмотрению перераспределять доходы. Мелочно регулируются экономические отношения. Раздувается бюрократический аппарат. И, не в последнюю очередь, создается прослойка общества, которая целиком находится на государственном иждивении. Где же тут, спрашивается, эта самая liberty, свобода, которая названа в Декларации Независимости одним из Богом данных прав человека?

А на другом полюсе — консерватизм, то направление в политике, которое, по определению Брокгауза, противоположно либерализму. Но сегодня именно консерваторы стоят за максимальную свободу — за ограничение функций правительства, за свободную рыночную экономику, облегчение налогового бремени и укрепление индивидуальных прав, включая право частной собственности. Для консерватора Роналда Рейгана “правительство — это проблема, а не решение”.
Левая, правая — где сторона?

Американский журналист Дж. Голдберг посвятил свою книгу исследованию корней и эволюции американского либерализма. Она озаглавлена так: “Либеральный фашизм: Тайная история американских левых от Муссолини до “политики со значением””*. Голдберг — видный журналист среднего поколения (ему 38 лет), один из редакторов журнала National Review, его статьи печатаются в газетах USA Today, Wall Street Journal, Chicago Tribune, журналах New Yorker, Commentary и др. Больше трех месяцев эта книга была в самом верху списка бестселлеров и вызвала множество отзывов в печати — от хвалебных до уничтожающих. Что такое “либеральный фашизм” — бессмыслица, вроде деревянного железа? Или грубая клевета на силы прогресса?

Оказывается, нет. Этот термин был выдуман Гербертом Уэллсом, уважаемым писателем безукоризненно прогрессивных взглядов.

Давно уже стало привычным делить политиков на левых и правых. Вначале такое разделение пришло из британского парламента: правящая партия сидела справа от спикера, оппозиция — слева. Потом появились нюансы — некоторые правые оказались правее других, а некоторые левые — слева от прочих левых. Выстроилась этакая политическая шеренга: на левом фланге — коммунисты, потом всякие социалисты, потом либералы, потом консерваторы. А на дальнем правом краю — фашисты.

В своей книге Голдберг подвергает этот стереотип глубокой ревизии. Для него важен другой критерий: как данное политическое движение трактует взаимоотношения между индивидуальной свободой и государством. Тогда на одном полюсе оказываются сторонники полной свободы от правительственного вмешательства (libertarians, по американской терминологии), а на противоположном — те, кто хотят общества, которое сверху донизу, во всех аспектах жизни, контролируется правительством. Крайнее выражение такой позиции Голдберг видит в фашизме. Он трактует фашизм прежде всего не как государственную систему, а как некую квази-религию. Фашисты в Италии, Германии, Испании, России, Китае не сходятся во многом. Но объединяет их пренебрежение к отдельной личности в пользу культа сообщества: народности, нации, государства, расы. Поэтому-то фашистские движения так часто становятся на путь шовинизма, милитаризма, государственной централизации, безоговорочного подчинения вождям.

Фашизм, напоминает Голдберг, — это не специфически “правое” явление. Так же, как и коммунизм, он зародился из утопического видения и несбыточных мечтаний о переделке мира. Исторически он всегда был связан с “левой” идеологией. Но Голдберг идет дальше. Он видит идейное родство между фашизмом, коммунизмом и современным американским либерализмом. Это не значит, подчеркивает он на одной из первых страниц книги, что каждый либерал — это фашист. Но указать на такое родство — это значит предостеречь против опасных тенденций в демократическом обществе.

Тут читатель вправе возмутиться: как же так, уж мы-то хорошо знаем, что такое фашизм! А так ли уж хорошо? В сознании всех людей понятие фашизма неразрывно связано со зверствами гитлеровцев, — в частности, с уничтожением шести миллионов евреев. Но Сталин еще раньше использовал фашизм как ярлык, которым клеймил не только Муссолини с Гитлером, но и Троцкого с Бухариным, и Черчилля, и кулаков. И в 1946 году Джордж Оруэлл заметил (в эссе “Политика и английский язык”), что “слово фашизм сейчас уже потеряло всякий смысл и стало означать просто “нечто нежелательное””. Так что хотя бы в одном трудно не согласиться с автором — многие слова в нашем политическом словаре заслуживают свежего взгляда.