Эллинизация мусульманского разума



После столкновения с эллинизмом самым главным вызовом для ислама стал статус разума. Какова способность разума понять реальность? Можно ли рационально познать Бога? Как голос разума сочетается с откровением Корана? Предшествует ли разум вере? Было ли откровение направлено разуму? Может ли разум осознать моральные принципы, находящиеся вне рамок Корана? Что происходит в случае, когда Коран кажется неразумным? Можно ли вообще задавать подобные вопросы? Совместим ли ислам с чем бы то ни было, кроме самого себя?

Ислам столкнулся с греческим образом мышления в своих византийских и сасанидских владениях. Как точно влияли новые идеи на завоевателей, не ясно. Ясно то, что огромные территории бывшей Византийской империи были населены преимущественно христианами, и христианские философы издавна пользовались греческими принципами. Основы того, что было принято называть “интеллектуальными науками”, включали в себя логику и философию, а также естественные, медицинские, инженерные и математические дисциплины.

Значительная часть греческих работ была переведена христианами на арамейский. Поскольку арабы со всеми этими предметами были абсолютно незнакомы, они называли их “вторгающиеся науки”. Первоначальный интерес мусульман к греческим наукам был чисто практический, и относился к медицине, математике, алхимии, естественным наукам и астрологии. Большинство специалистов в этих отраслях, однако, также были и учеными философами – и это означало, что мусульманский интерес постепенно распространился на философию и теологию. Мусульманам также было необходимо защитить свою веру перед лицом апологетов христианства, которые использовали в своей борьбе философские принципы. Некоторые христиане, принявшие ислам, были хорошо подготовлены к выполнению этой задачи благодаря своему знакомству с греческими науками. Для описания греческих концепций были созданы новые арабские слова. Философия открыла мусульманский разум так, как это никогда не случалось до этого – в духе свободного исследования и спекулятивного мышления. Именно на этом стыке произошла величайшая драма мусульманской интеллектуальной истории.

После столкновения с эллинизмом самым главным вызовом для ислама стал статус разума. Какова способность разума понять реальность? Можно ли рационально познать Бога? Как голос разума сочетается с откровением Корана? Предшествует ли разум вере? Было ли откровение направлено разуму? Может ли разум осознать моральные принципы, находящиеся вне рамок Корана? Что происходит в случае, когда Коран кажется неразумным? Можно ли вообще задавать подобные вопросы? Совместим ли ислам с чем бы то ни было, кроме самого себя?

Вокруг ответов на эти вопросы в 8-9 веках, во времена абассидского халифата разыгралось решительное сражение. На кону была свобода воли человека, его способность познавать посредством разума, и сама природа реальности и Бога. По завершении битвы, триумфальные победители постепенно искоренили философию и деэллинизировали мусульманский мир.

Первый бой: Кадар (способность человека к действию) и Джабр (судьба/принуждение)

Для западного человека легче понять проигравшую сторону – рациональных мусульманских теологов, представленных школой мутазилитов (обособленные, отделившиеся). Они боролись за первенство разума. Их появление в конце 8-го века необходимо рассматривать в контексте более ранней борьбы внутри ислама вокруг концепций предопределения и свободной воли. Обсуждение этих проблем, по существу, породило первые теологические дебаты в исламе. Предшественников мутазилитов называли кадария, кадаритами – от слова кадар (предопределение, и одновременно, мощь, власть). Кадариты утверждали что человеку дана свобода воли, из чего вытекает его ответственность за собственные действия. У человека есть власть над своими собственными действиями, над своим поведением, и потому есть моральная обязанность делать добро и не делать зла.

В противоположность кадаритам главным постулатом течения джабария (слепое поклонение) было всемогущество Бога, откуда вытекала абсолютная предопределение любого человеческого поступка Богом. Одно из имен Аллаха в Коране – аль-Джаббар – тот, кому никто не может противостоять. Только Бог может авторизовать любое действие и движение. Говорить и думать иначе – это значит связывать руки Бога и ограничивать его абсолютную свободу. С точки зрения джабарии, Господь принуждает человека действовать определенным образом точно также как он понуждает “дерево приносить плоды, реку течь, солнце – всходить и заходить”. Фазлур Рахман подвел итог данному спору следующим образом: “В глазах ортодокса, свобода человека означает ярмо для Бога”.

Как и в других теологических проблемах ислама, Коран предоставляет поддержку обеим сторонам спора, в то же время, хадис поддерживали джабарию. Британский историк ислама Альфред Гуилом пишет: “Ортодоксальная партия полагает, что Коран на ее стороне и предопределенность Богом абсолютна. Она опирается на традицию канонических книг, в которых не содержится ни одного высказывания Мухаммеда о свободе воле человека. Судьба человека зафиксирована в тот момент, когда он родился”.

Вот некоторые подтверждающие примеры из хадис:

“Два ангела посещают каждый зародыш в матке на 40-45 ночь после зачатия и вопрошают: О Аллах! Этот неверный или праведник? Потом они записывают ответ. Затем они спрашивают: О Аллах! Это женщина или мужчина? После этого записывают ответ. Они также записывают все будущие деяния, богатство, профессию и дату смерти. После этого они сворачивают пергамент, к которому потом уже ничего нельзя добавить и ничего нельзя убавить”.

“Аллах зафиксировал для каждого мужчины количество измен, которые он совершит, и потому обязан совершить”.

Поддерживающая подобные высказывания сура Корана звучит так: “И тому, кого Аллах хочет вести, он расширяет его грудь, чтобы в ней поместился ислам. И тому, кого Аллах хочет сбить с верного пути – он сжимает его грудь так, как будто тот карабкается на небеса”.

Кадариты противопоставляли этому следующие суры: “Если кто бы то ни было совершит злое дело, ему отплатится тем же, но если кто-то сделает доброе дело, будь то мужчина или женщина, он должен попасть в Парадиз” и “Скажи: Истина она от твоего владыки. Да пусть тот, кто хочет, верит, а тот кто нет – пусть отвергнет” и “Каждая душа получит то, что заслужила”.

Головоломка, созданная двумя этими противоположными позициями, суммирована в самом Коране: “Ежели Аллах того пожелает, он вас всех превратит в один народ. Но если он пожелает, одни пойдут неверным путем, а другие пойдут за ним, и каждый ответит за свои действия”.

Неясность Корана создавала пространство для спора, у которого в тот период были самые прикладные последствия. Омейяды, правившие в Дамаске, поддерживали джабарийскую доктрину, поскольку она снимала с них всякую ответственность за любую жестокость и несправедливость. Халиф Абд эль-Малик пригласил в свой дворец одного из соперников, Амр ибн Саида. Он обезглавил его и выкинул голову в толпу сторонников Саида со следующим комментарием: “Глава Правоверных убил вашего лидера, поскольку это было предписано декретом Аллаха”. Сторонники Саида после этого принесли клятву верности Саиду.

Не все, однако, соглашались с подобной интерпретацией действительности. Хасан аль-Басри на вопрос о том, законно ли Омейяды лью кровь правоверных ответствовал: ” Враги Аллаха лгут. Аллах не может быть нечестным посредником своих верных слуг. Аллах не может быть источником зла, но люди могут” Аль-Басри был учителем основателя школы мутазилитов, Васила ибн Ата.

В 750 Абассиды свергли Омейядов, вместе с их доктриной предопределения. У Абассидов были причины принять учение мутазилитов – наследников кадаритов. Мутазилиты , как и кадариты, считали , что без ответственности человека за его поступки справедливость Господня недостижима. Чтобы человек мог быть отвечать за свои поступки, он должен быть свободным. Политические последствия подобной доктрины импонировали Аббасидам, целью которых было ограничить влияние улема (исламских ученых-законоведов), чья монополия на толкование Корана давала им большое влияние. Взойдя на престол, халиф аль-Мамун провозгласил себя имамом, и назначил шиита своим наследником. Подобные действия ясно демонстрировали, что он не только претендовал на право толкования исламской традиции, но даже на право ее изменения. Мутазилитская теория о свободе человека также означало свободу истолкования священных текстов – и это усиливало аль-Мамуна.

Подобная свобода интерпретации основывалась на шокирующей для ортодокса вере мутазилитов в то, что Коран был создан – в определенный момент времени. Стандартная ортодоксальная доктрина декларирует, что Коран был несотворен и сосуществовал вечно с Аллахом. В случае, если Коран превращается в предмет рационального анализа, он более не находится в эксклюзивном ведении улема. Несотворенный Коран, с другой стороны, не мог позволить подобную свободу интерпретации. Халиф аль-Мамун понимал, что учение о созданном Коране улучшит его авторитет и подорвет улема – и потому спонсировал мутазилитов.

Вторая схватка: Акль (Разум) против Накль (Традиционная вера)

Мутазилиты создали первую развитую теологическую школу ислама. Они говорили о приоритете морали, о способности разума познать мораль, о доброте и справедливости Бога и о необходимости свободы воли человека. Они представляли собой начало эллинизации исламского мышления, и на очень базовом уровне, применяли аристотелевские и сократовские концепции о том, что разум может познавать природу и вещи, и иметь о них определенное мнение. Их постулатом было утверждение о том, что душа человека “добра” изначально, и потому добро универсально.

Одна из проблем аккуратной оценки того, что думали и делали мутазилиты заключается в том, что в исламе принято сжигать книжки проигравшей стороны. Потому, до начала 50-х годов о мутазилитах было известно из писаний их противников (некоторые, ради того, чтобы подорвать это учение, описывали его с чрезвычайной скрупулезностью, лучшим примером является аль-Газали). В начале 50-х, однако, египетские историки обнаружили большое количество сохранившихся текстов одного из мутазилитских философов, Абд эль-Джаббара.

Учение сводилось к пяти принципам:
Тавхид – единство Бога – с точки зрения мутазилитов, множество атрибутов, присвоенных Богу традиционалистами, компрометируют принцип единства Бога. Васил ибн Ата писал: “Тот, кто утверждает, что наряду с Богом существует вечное качество, верит в двух богов”. Это было прямым обвинением оппонентов в политеизме, и политеизм есть самый страшный грех в исламе.

Божественная справедливость

Обещание и угроза – мутазилиты верили в то, что Бог обязан держать свое слов и наказывать зло

Промежуточная позиция – (мусульманин, совершивший большие грехи, не является праведником и занимает промежуточное положение между верой и неверием)

Обязанность творить добро и запрет на творение зла

Аль-Джаббар в своих трудах пишет о концепции Бога, как первопричины. Обозревая вселенную, человек приходит к выводу, что ничто в мире не совершается само по себе, и все имеет свои причины. Отсюда, разум человека подталкивает его необходимости существования Творца, беспричинной первопричины, В противном случае человек оказывается в ловушке бесконечной регрессии зависящих друг от друга причин, что (прежде всего, с точки зрения апологетов христианства) является логически невозможным. Другими словами, Бог не создает и делает все прямым действием. Не Бог причина того, что камень падает, но гравитация. Бог дает своим творениям некую степень автономии, которая имеет свой собственный набор правил. Бог создает каждую вещь вместе со свойствами, в соответствии с которыми она будет себя вести. Камень, лишенный поддержки всегда будет падать. Эти природные законы потому не являются диктатом главнокомандующего вселенной, но выражением его сути. В то же время, это не отменяет способности Бога превзойти законы природы – в этом случае происходит чудо.

Свою защиту разума мутазилиты поддерживали ссылками на несколько сур из Корана, наиболее известной из которых является Сура Корова :” Поистине, в создании небес и тверди,
И в смене (мрака) ночи (светом) дня,
И в кораблях, пересекающих моря по нуждам человека,
В дожде, что льет Аллах с небес
И им живит поникшую от смерти землю,
Во всякой живности, что Он рассеял по земле,
В движении и смене ветров,
Что облака меж небом и землей
Как слуг своих перегоняют, -
Поистине, здесь кроются знамения для тех, кто разумеет”.

Таким образом, тренировка разума создает возможность откровения. Фактически, разум осознает необходимость подобного откровения, и видит необходимость откровения для того, чтобы Бог вел человека по верному пути. Здесь мутазилиты опять могли сослаться на Коран: “Аллах должен указать верный путь”.

Более того, откровение лишь открывает – само по себе оно не делает вещи плохими или хорошими. Аль-Джаббар пишет: “Познание Бога возможно лишь благодаря рациональному размышлению, ибо мы не можем знать, что Он правдив, и мы не можем подтвердить аутентичность Корана, сунны и традиций”. Принципы, вступающие с противоречие с Книгой Бога должны интерпретироваться в соответствии с рациональным доказательством и рассматриваться метафорически и здраво. Таким образом, мутазилиты решили неудобную проблему антропоморфизма Бога в Коране – в тех сурах, где говорится о божьих “руках”, глазах” и т.п. Традиционалисты были загнаны в ловушку своим буквальным толкованием Корана, которые противоречили учению о бестелесности Бога.

Согласно традиционалистам, любое противоречие в Коране должно быть принято без лишних вопросов. Так, основатель одной из главных четырех школ исламской юриспруденции, Малик ибн Анас “решил” проблему антропоморфизма Аллаха, восседающего на троне: “Сидение известно, способ неизвестен. Вера есть обязанность, а вопросы есть ересь”.

Вера мутазилитов в возможность познания физической реальности основывалась на принципе теодиции (богооправдания) : Господь не может обманывать свои творения путем создания иррациональной Вселенной. Другими словами, не рациональные действия противоречат природе Бога. Мутализиты верили в то, что Бог действовал с целью и эта цель разумна и познаваема. Человек, в качестве участника вечного миропорядка, имеет роль, кроме получателя откровения, – он может различать добро и зло, справедливость и несправедливость. Разум может делать различие между добром и злом потому, что стандарты добра и зла существуют объективно. Моральный характер поступков внутренне встроен в них, и потому человек в состоянии познать их только с помощью разума.

Одним из следствий подобной линии мышления была вера в то, что Бог подчиняется своим собственным законам справедливости. Он не может быть испорченным. Другими словами, Бога можно призвать к ответу, и определенные вещи не может сделать даже он. Только у мутазилитов можно найти слово ваджиб (обязанность) применительно к Богу. Само упоминание о том, что Бог обязан делать что бы то ни было – настоящая анафема для традиционалистов и ашаритов. Для них, Аллах не связан ничем. Если бы он был, это скомпрометировало бы его всемогущество.

Для мутазилитов, с другой стороны, Бог попросту не может творить зло. Он совершенен, и потому не может не творить только добро. Согласно аль-Джаббару, Бог обязан держать свое слово перед человеком, и он обязан дать знать человеку, что есть его слово. Джаббар пишет: “Бог удален из всего того, что морально неверно и все его действия морально правильны. Он не нарушает свои собственные принципы, и он делает все наилучшее для всех своих творений”.

Традиционалисты до сего дня утверждают, что Коран не был создан, а сосуществовал с Богом в небесах вечно – в виде таблички на арабском языке. Коран находится вне рамок истории. В то же время Коран, как и атрибуты Аллаха, отличается от его сути. С точки зрения мутазилитов, несотворенный Коран грубо нарушал концепцию единства Бога – тавхид, и логически вел к политеизму: “Если Коран несотвторен, то должен существовать другой Бог, и потому единство Богу будет нарушено”.

Временный триумф мутазилитов

В 827 мутазилиты преуспели в диспуте о несотворенности Корана. Теория стала государственной доктриной при поддержке халифа аль-Мамуна. Аль-Мамун был величайшим сторонником греческой мысли в исламской истории и создателем знаменитого Байт аль-Хикма – Дома Мудрости. По версии арабского историка ан-Надима, Аристотель явился аль-Мамуну во сне. На вопрос халифа о том, что есть добро, философ ответил ему: “Что разумно, то добро”.

Эпоха аль-Мамуна (813-833) часто описывается как золотая эра ислама – из-за ее экстраординарной открытости и интеллектуального богатства. При дворе халифа устраивались диспуты между христианскими и мусульманскими теологами. Наиболее известный спор состоялся между христианином Абд эль-Масих аль-Кинди и кузеном халифа Абдаллой ибн Исмаилом.

Ибн Исмаил открыл дискуссию следующими словами: “Выкладывайте все ваши аргументы и говорите все, что есть у вас на уме свободно. Теперь вы свободны и можете говорить все, что угодно. Мы назначим независимого арбитра, который склонится лишь в сторону истины, но не в сторону страстей. Этим арбитром должен быть разум, потому что Бог возложил на нас ответственность за наши собственные награды и наказания. И потому я поступлю с вами справедливо, и я готов принять любой аргумент, который разум может предоставить против меня”.

Хроника диспута была издана в книге “Апология аль-Кинди”. После поражения мутазилитов книга считалась настолько еретической, что в Египте долгое время существовал закон, предусматривавший снос здания, в котором она была обнаружена, и сорока зданий вокруг.

В правление аль-Мамуна появился первый мусульманский философ, Абу Якуб аль-Кинди (не связан с вышеупомянутым христианином). Он провозгласил: “Нам нечего стыдиться, когда мы ищем источники истины, даже если они исходят от других рас и далеких наций, отличных от нас. Чей-то статус не может понизить ценность истины, наоборот, истина облагораживает любого”. Аль-Кинди был назначен главой Дома Мудрости и наставником наследного принца.

Декларация аль-Мамуна о сотворенности Корана столкнулась с жесткой оппозицией – и против нее были применены жесткие меры. Халиф потребовал от религиозных судей клятвы в том, что Коран был сотворен. Была создана инквизиция, михна (экзамен) , занимавшаяся исследованием взглядов судей. Наказанием за отказ дать клятву могла быть смертная казнь. Только те, кто поклялся в сотворенности Корана, могли выступать в качестве свидетелей в судах. Те, кто отказывался клясться, заключались в тюрьму на основании того, что они отказались от тавхид – доктрины единства Бога. Позднее михна расширила свою деятельность, и в экзамены также включили постулат о свободе воли и другие мутазилитские догмы.

Одним из наиболее знаменитых “узников совести” был Ахмад ибн Ханбаль, основатель школы самого буквального толкования Корана в исламе. Его высекли, но жизнь его была сохранена. Во время следствия он отвечал либо цитатами из Корана, либо из хадис. Если подходящей цитаты не было, он хранил молчание. Ибн Ханбаль превратился в икону традиционалистов, а их лозунгом стало выражение “Ничто божественное не создано и Коран есть Бог”.

После аль-Мамуна, мутазилитская доктрина поддерживалась двумя халифами: аль-Мутазимом (833-842) и Харуном аль-Ватиком (842-847).

По материалам: Robert Reilly. The Closing of the Muslim Mind How Intellectual Suicide Created the Modern Islamist Crisis. 2010