Правота профессора Губанова
[anna-news.info]

Объективные ограничения экспортно-сырьевой модели уже абсолютно ясны. Мы дей-ствительно переживаем ныне зримый дефолт этой модели. Он особенно нагляден по трудностям со сбалансированием бюджета страны. Бюджет приходится нещадно резать по расходам. И в то же время – нет здоровых источников увеличения доходов. Это проблема не просто текущая, не просто краткосрочная, а системная. Без практического решения во-проса о новых источниках развития и пополнения госбюджета – источниках индустриальных, прочных, фундаментальных, долгосрочных – немыслимо практическое решение ни одной из экономических и социальных задач нашей страны. Таким образом, говорить еще раз о бесперспективности экспортно-сырьевой модели уже излишне, потому что её ограниченность стала очевидной. Что такое негодное – абсолютно ясно. Поэтому важна постановка вопроса о том, чем заменить негодное, и как.

В первую очередь следует определить: что такое пригодное? Точки зрения здесь кар-динально расходятся. Но по сути тоже сформировались две позиции. Одна из них прогрессивная, а другая – реакционная. Есть еще застойный сценарий, связанный с сохра-нением экспортно-сырьевой модели, но рассматривать его, как я уже сказал, было бы на-прасной тратой времени, ибо его бесперспективность доказана сейчас исчерпывающе – самой реальностью. И без того ясно, что существование за счет добычи и экспорта сырья превращает компрадорскую Россию в живой труп, обреченный на разложение заживо. По данному поводу спорить больше не о чем: с компрадорским существованием должно быть покончено.


Что взамен – вот в чем вопрос. Ответ на него теперь несложный, поскольку фактиче-ски предстоит выбрать одно из двух: либо неоиндустриальный и социальный подход, либо «постиндустриальный» и асоциальный. Никакого третьего больше нет и быть не может.
Выбор неоиндустриального пути есть прогрессивный, ибо он гарантирует подлин-ный подъем нашей страны – подъем и производительности труда, и уровня жизни соци-ального большинства. Выбор «постиндустриального общества» есть реакционный и ложный – он ведет Россию лишь к очередному обману. Почему?
Потому, что главная идея, которая вкладывается в «постиндустриальную» идеологию – это деиндустриализация России. А деиндустриализация означает сохранение того, что есть сейчас, т.е. сохранение России во власти диктатуры продажности и компрадорского капитала, который держит нашу страну за сырьевой придаток иностранных ТНК. Деиндустриализация означает, далее, все ту же неспособность самостоятельно производить современные микропроцессоры и двигатели, автоматизированные приборы и машины, оборудование и технологии технотронного уровня, лабораторные и опытно-экспериментальные комплексы для фундаментальной и прикладной науки, НИР и НИОКР. Деиндустриализация означает, короче, неспособность нашей страны самостоятельно создавать новые высокопроизводительные рабочие места.


Но надо понимать: раз страна выбрасывается из сферы высокотехнологичной ин-дустрии, то она вычеркивается из современной эпохи и самой истории. Поэтому де-индустриализация, которую всячески оправдывают «приобщением» якобы к «постиндустриальным ценностям», равносильна экономическому четвертованию России.
Вовсе неслучайно идеологию «постиндустриального общества», которая в Европе в 1970-е гг. рассматривалась как вариация «третьего» пути развития – ни капитализма, ни социализма, подхватили вчерашние «реформаторы», вчерашние «либералы», а по сути – продажные компрадоры и разрушители, т.е. реакционеры. Нелишне напомнить, что идея «постиндустриального» пути, тождественная идее деиндустриализации, подана как за-главная в статье Д.А. Медведева «Россия, вперед!». В той самой статье, которую принято считать точкой отсчета для постановки вопроса о «модернизации». Если посмотреть, кто сегодня защищает идею «постиндустриальных ценностей» и превращения России в «об-щество услуг» для иностранного капитала, в общество, неспособное производить совре-менные машины, то это известная когорта вчерашних «реформаторов», заделавшихся ны-не сторонниками реакционной «модернизации». Здесь и Е. Ясин, и А. Дворкович, и И. Юргенс, и А. Чубайс. Между прочим, в марте 2012 г. не кто-нибудь, а И. Юргенс, при-знал, что именно его команда – компрадорская, атлантистская, пронатовская – напичкала идеями названную статью Д.А. Медведева, тогдашнего главы государства. Всех реакцио-неров-разрушителей объединяет неприятие самой постановки вопроса о преодолении де-индустриализации и новой индустриализации России. Реакционеры меняют словечки и риторику, играют в слова и термины, лишь бы все оставалось так, как есть – в пользу дик-татуры продажно-компрадорской власти и собственности. Вся их «модернизация» есть не что иное, как перекраска компрадорской ширмы, компрадорского фасада. Тут они повто-ряют атлантистские маневры М. Горбачева, который под абстрактной «перестройкой» организовал конкретное разрушение Советского Союза – экономическое и политическое. Да еще удостаивают этого иудушку высших государственных наград, в издевку над братскими народами бывшего СССР.
Между тем неоиндустриальная постановка срывает игру реакционеров в слова, разо-блачает их пустышки и выверты, включая «постиндустриальный» абсурд. Кто против неоиндустриализации России, тот против России и против самого ее существования – такова истина. Эту простую истину уже никак не скрыть, от нее уже не отвертеться, от нее уже не может отвлечь никакой обман. Правда открыта, и недалек тот день, когда она станет могучей социальной силой.


Именно по отношению к новой индустриализации нашей страны пролегает водораздел между двумя позициями: реакционной, продажно-компрадорской, и прогрессивной. Здесь располагается центр решающей идеологической и политической борьбы за подъем нашей страны. Здесь разворачивается генеральное сражение между теми, кто отстаивает интересы и необходимость развития наукоемкого, высокотехнологичного отечественного производства, и теми, кто подметно внушает, будто Россия насовсем утратила потенциал машиностроения, микроэлектроники, научно-технических исследований. «Реформаторы» даже не сознают, до какой степени изобличают самих себя, когда записывают разоренную ими Россию в разряд так называемых «конченых» государств. Они сами себе выносят исторический приговор, признавая по сути, что тем только и занимаются, что «кончают» и «доканчивают» Россию. Нынешнее жалкое положение нашей страны, сброшенной в трясину деиндустриализации и «экономики трубы» – именно их рук дело.


Кстати, подразделение государств на перспективные, бесперспективные и конченые было введено госдепартаментом США еще с десятилетие назад. Заокеанские атлантисты вовсю проповедуют ныне идеологию «кончины» России как государства. С ними-то заодно и выступают доморощенные реакционеры, которые пропагандируют «постиндустриальный» путь, т.е. путь в безвыходную деиндустриализацию. Вот почему «постиндустриальная» говорильня служит флагом, эмблемой, отличительным знаком реакционеров из продажной компрадорской партии, которая уже мысленно «списала» Россию с исторической арены и ратует за «Мир без России».


После статьи Д.А. Медведева (2009 г.) компрадорская партия придала своей реакцион-ной платформе новую форму выражения. Теперь реакционная платформа оформлена в виде итогового доклада по обновленной будто бы «Стратегии-2020» (2012 г.), где под ви-дом «постиндустриальной» проведена прежняя идеология деиндустриализации, т.е. эко-номического умерщвления России.

Таким образом, есть предельно точный критерий: отношение к неоиндустриализации мгновенно показывает, какая это позиция – в интересах нашей страны или против ее интересов. Данный критерий служит как идентификационный, ибо позволяет безошибочно отличать прогрессивное от реакционного во всем: в идеологии, политике, экономике, социальной позиции. Он дает возможность очень четко ориентироваться в текущей расстановке сил. Но это отдельный вопрос, уже не академический.


С научной точки зрения, а она подтверждена всем ходом современной истории, никакой альтернативы новой индустриализации нет и быть не может. Через этап неоинду-стриализации так или иначе предстоит пройти всем странам мира, как ранее – через этап электрификации.

Перед тем как рассматривать прикладные аспекты, хотел бы показать вначале, что та-кое новая индустриализация. Что в ней такого особенного? Почему выбран такой термин и каково его содержание? Относительно него действительно еще много споров и много недопонимания. Очень часто даже от наших подготовленных, грамотных коллег – университетских и академических, доводилось слышать следующее: мы не знаем точно, что такое новая индустриализация, но подозреваем, что это всё равно инновационная экономика. Так вот, новая индустриализация – это не антипод инновациям. Новая индустриализация – это создание первоклассного индустриального базиса для инноваций.
В отличие от старой, или первичной индустриализации, новая индустриализация, бу-дучи уже вторичной, воплощает в себе качественно более высокую ступень развития, а также отличается и своим объектом, и своим субъектом. Первичная индустриализация состояла в электрификации производительных сил. Ее ход известен по опыту и западных стран, и нашей страны.


У нас электрификация была проведена с запозданием, в форсированном ключе, так как история не оставила нам другого выбора. Данную историческую задачу наша страна решила блестяще, с великолепным результатом. В СССР электротехнический комплекс, электромеханическое станкостроение и приборостроение были на передовом уровне для своего времени. Кульминационной точки развития весь наш комплекс электрифицированных производительных сил достиг примерно к концу 1960-х – началу 1970-х гг.
Но дальше наступил не закат индустриализации, как многие думали, а черёд второй фазы индустриализации – когда производительные силы, оборудование, рабочие места начали все масштабнее автоматизироваться. Решающей предпосылкой к тому явилась так называемая микропроцессорная революция. Микропроцессор, будучи цифровой маши-ной, начал занимать место базисного продукта, наряду с кВт-ч электричества. Появилось ядро цифровых компьютеризованных технологий, стали накапливаться факторы, необхо-димые для компьютеризации производительных сил и создания системы автоматизиро-ванных машин. В общем, вторая фаза индустриализации непосредственно и напрямую связана с тем, что кратко можно назвать «оцифровыванием» производительных сил. С 1970-1980-х гг. наличие собственного производства микропроцессоров, или цифровых машин, стало первейшим признаком неоиндустриальной мощи современной державы. Дело в том, что передовой микропроцессор представляет собой концентрат всех передовых достижений фундаментальной и прикладной науки, инженерной и конструкторской мысли, технологий, организации и планирования производства.


Для того чтобы понять, что электрификация и компьютеризация народного хозяй-ства суть двуединый и двухфазный, но один и тот же процесс, приведу простой закон, который, надеюсь, доступен для понимания в любой аудитории. Этот закон гласит, что автоматизировать и компьютеризировать можно то, и только то, что предваритель-но электрифицировано.


Перед нами вроде бы простой технический закон, но ни единого исключения из него не бывает. И значение его громадно. В соответствии с ним, современное общество объек-тивно должно пройти две фазы одного и того же процесса – индустриализации. Каких-либо национальных исключений из данного исторического закона нет и не может быть. Разные страны лишь по-разному и с различной скоростью следуют его требованиям: одни впереди, а другие позади.


Безусловно, индустриализация не заканчивается 1970-ми гг. В передовых индустри-альных странах 1970-ми гг. заканчивается в основном период электрификации. Говорю «в основном», ибо не электрифицированными все еще остаются автотранспорт, земледельческие машины, речные и морские суда, и т.д. Став результатом, электрификация одновременно стала предпосылкой для того, чтобы человечество могло пойти вперед, к автоматизации и компьютеризации рабочих мест, физического и умственного труда. К автоматизации не только рабочих машин, например станков, но к автоматизации управляющих машин. Вот почему неоиндустриализация начинается с микропроцессорной революции, когда микропроцессор становится таким же базисным, социально доступным продуктом, как электричество, как кВт-ч.


В процессе новой индустриализации качественно изменяется человеческая деятель-ность: растущую массу времени – и рабочего, и научного, и творческого – человек посвя-щает познанию и изобретению автоматизированных машин. В свою очередь, автоматизи-рованные машины с микропроцессорным управлением берут на себя функции замещаемого ими труда, функции безлюдного технологического процесса. Система автоматизированных машин мало-помалу замещает человека в стандартных технологических операциях производства.
Отсюда связка новой индустриализации с принципами безлюдности, безотходности, рециркуляции ресурсов. Если первая индустриализация дала производительные силы вместе с копотью, сажей, выбросом отравляющих и вредных веществ, будучи «грязной», то вторая индустриализация по определению является экологически чистой, поскольку призвана устранить последствия первой, «грязной». Поэтому на Западе неоиндустриализацию часто отождествляют с третьей, или «зеленой», промышленной революцией. Такое отождествление хотя и неточное, но допустимое: оно отражает экологически чистую природу новой индустриализации. Однако правильнее все же говорить о неоиндустриальной революции, задачи которой гораздо шире экологических.


Ведь неоиндустриальная революция, начатая микропроцессорной, кардинально меняет всё общество, начиная с характера труда и структуры трудового баланса, или распределения общественного труда. Появляется кардинальная сдвижка в базисе и надстройке, в экономике, науке, культуре. Действительно, раз машины в автоматизированном режиме производят материальные блага, то чем занимается человек? Человек занимается созданием новых машин, еще более эффективных с точки зрения экономии труда, трудосбережения, увеличения свободного времени. Человек больше занимается познанием законов природы и общества, новых эффектов и свойств материи, принципов и видов деятельности, социального взаимодействия. Из монотонного и исполнительского массовый труд превращается в творческий, инструментально-экспериментальный, инновационный. Научно-исследовательская сфера поглощает тогда всё больше и больше людей, наука перерастает в непосредственную производительную силу, экономика обретает подлинно наукоемкое содержание, культура расцветает в русле тенденции возвышения человека.


Поэтому кратко новая индустриализация определяется так – это умная индуст-риализация, наукоемкая, интеллектуальная. Умная не только по своему содержанию, технологическому наполнению, но по своим движущим силам, по своему характеру. В составе рабочей силы общества удельный вес людей с высшим, профессиональным, спе-циальным, высококвалифицированным образованием становится преобладающим, поис-тине массовым. Это действительно революционное изменение: и в производительных силах, и в характере общественных отношений, и в движущей силе исторического развития. Такова, если кратко, сама суть того, что такое неоиндустриальная революция.


Под воздействием новой индустриализации усиливается тенденция трудосбережения. С помощью неоиндустриальных, технотронных машин экономика добивается по-стоянно возрастающей экономии труда, экономии рабочей силы. И, разумеется, экономия труда достигается не ради самой себя. Такая экономия направляется на то, чтобы свести к минимуму монотонные режимы рабочего времени, расширив сферу приложения творче-ского и организационного труда. Чем более развито общество, тем больше труда людей поглощается научной сферой и тем быстрее увеличивается число людей с высшим обра-зованием, что влечет взрывное повышение роли науки, образования, организации, плани-рования и управления. Таков тот социально-экономический маневр, который связан и со-пряжен с новой индустриализацией.
На базе автоматизации и компьютеризации производительных сил надвигается качественное изменение в распределении всего общественного труда – вот что важно понять. Мог бы показать тенденцию на графиках: существует уже богатый статистический материал, и можно увидеть конкретные проявления неоиндустриального процесса, например – рост доли научно-исследовательских работников. Если отбросить игру в терминологию, в определения, то неоиндустриальная экономика представляет собой наукоёмкую экономику, нацеленную на трудосбережение, рециркуляцию ресурсов и безотходность, замещение трудоемкого машиноемким, превращение общественного труда в творческий, изобретательский, научный, организационный.


Обратимся к рециркуляции ресурсов, когда отходы превращаются в ресурсы повтор-ного промышленного использования. Приведу один конкретный пример: мы знаем, что в автомобильной промышленности развиваются технологии автоматизации сборки, автоматизируется набор сборочных операций. Но ведь автоматизации подлежит и разборка автомобилей. Нужно автоматизировать и роботизировать также утилизацию автомобилей. Благодаря тому наладится замкнутый кругооборот и металлофонда, и пластика, и резины, и цветных металлов, и черных металлов, и кожи, обивки и т.д. и т.п. Таким будет неоиндустриальный контур экономики – рециркуляционным, безотходным.


Что такое автоматизация разборки не только автомобилей, но и всего того, чем мы пользуемся: и сотовых телефонов, и телевизоров, и мониторов, и системных блоков, и станочного оборудования, и массы другого, без чего не обходятся современные люди? Это очень крупная задача в научном, техническом, инженерном, технологическом, организационном плане. И – очень крупная задача в системном отношении, потому что соответствующим образом должна меняться экономическая система: с точки зрения организации, планирования, накопления, инвестирования, оценки эффективности капиталовложений, ценообразования, заработной платы.


Так, до сих пор экономическая наука останавливалась на границе конечного потребле-ния, потому что считалось, что здесь поток ресурсов прерывается, поскольку продукт, ко-торый потреблен, полностью исчезает, выходит из промышленного оборота. Неоиндуст-риальная тенденция требует пересмотра такого воззрения. Сегодня мы должны видеть в сфере потребления своеобразное производство – производство отходов. Естественно, что производство отходов следует сделать сферой высокотехнологичной рециркуляции отхо-дов, с их превращением в ресурсы повторного индустриального цикла изготовления но-вых изделий, нужных человеку. Автоматизированная трансформация бытовых и про-мышленных отходов в ресурсы – таков еще один принцип неоиндустриальной парадигмы. Поэтому требуется расширение предмета экономической науки на весь кругообо-рот ресурсов.


Неоиндустриальным замещением трудоемкого машиноемким диктуется также совершенно новое отношение к человеку труда. В частности, неоиндустриализация дает установку на общество не с дешевой рабочей силой, а наоборот, с дорогостоящей рабочей силой. Тем самым предполагается совершенно иная трактовка конкурентоспособно-сти. Если реакционеры считают конкурентоспособным преимуществом России дешевую рабочую силу, то они исповедуют представление, относящееся к варварскому, вульгарно-му течению экономической науки. Сегодня это и впрямь дикое, несуразное представле-ние, потому что классическая экономическая наука издавна числит конкурентоспособной только дорогостоящую рабочую силу. Почему? Потому что дорогостоящая рабочая сила – это не только высокая квалификация, не только высшее образование. Это еще высшая производительность труда и колоссальное сокращение сроков окупаемости капитальных вложений. Вся так называемая «инвестиционная привлекательность» измеряется одним: сроком окупаемости инвестиций.
Сколько говорится, что нужно поднимать «инвестиционную привлекательность»? А как можно поднять её без высокого уровня заработной платы? Ведь чем выше уровень заработной платы в стране, тем короче срок окупаемости инвестиций и весомее стимул для инноваций. Сколько бы ни говорили об «инвестиционной привлекательности», но если неконкурентоспособен уровень заработной платы, если низок удельный вес дорогостоящей рабочей силы, тогда экономически сужаются границы окупаемости новой техники. И получается замкнутый круг: дешевая рабочая сила – низкая окупаемость промышленного капитала – деиндустриализация и отсталость, невыгодность вложений в социально-экономическое развитие собственной страны.
Конечно, надо предпринимать системные усилия, чтобы разомкнуть этот порочный круг. Какие именно? Принципиальный ответ известен: надо всемерно сузить долю незаработанного, дабы всемерно расширить долю заработанного. Нетрудовое следует ограничить в пользу трудового.
Сейчас производительность труда в России в 3 раза ниже, чем в США, тогда как заработная плата меньше в 10-12 раз. Разница оседает на офшорных счетах компрадо-ров, весь «успешный» бизнес которых – это распродажа России оптом и в розницу. Надо отсечь от собственности и добавленной стоимости продажных компрадоров, и уравнять ключевую системную пропорцию: раз производительность ниже в 3 раза, то и заработ-ная плата должна быть ниже строго в 3 раза, и ни на гран иначе. Если решить вопрос о собственности в интересах России и социального большинства, сроки окупаемости ка-питаловложений сразу сократятся у нас в 3-4 раза.


Перейдем к социальному измерению неоиндустриализации. Одно из парадоксальных следствий заключается в том, что неоиндустриальное общество – это общество, в котором люди работают меньше и легче, а живут лучше и дольше. Или иначе: работают меньше, а получают больше.

– Сергей Семенович, Вы же, по-моему, еще в советские времена за эту идею были за-клеймены центральными печатными органами как теоретик «паразитизма», идеолог «ничегонеделания», «праздного времяпрепровождения» и т.д.

– Да, эпитеты были разные. В то время Е. Гайдар и О. Лацис, как работники журнала «Коммунист», клеймили меня за уход от генеральной линии горбачевской партии; «доставалось» и от «Советской России». Был такой интересный и веселый период, когда в своем отношении к сокращению продолжительности рабочего дня и рабочего времени смыкались «реформаторы» и «антиреформаторы». Они разделяли одну и ту же ошибку, полагая, будто трудящиеся обязаны работать не меньше и легче, а больше и тяжелее.
Но сейчас тезис о том, что лучше живут не те, кто работает больше, а те, кто работает меньше, уже не просто академический, не просто гипотеза, не просто пожелание, не про-сто сумасбродная идея отдельно взятого экономиста. Теперь это статистически доказан-ный факт. Да, факт для многих парадоксален, но он доказан статистически.
Во избежание недоразумения хочу подчеркнуть, что одно дело – меньше работать, а другое – совсем не работать. Неоиндустриальная формула не означает, что никто ничего не производит, а живёт тем не менее лучше. Следует вникнуть в то, когда и почему люди могут меньше работать. Тогда и потому только, когда они работают эффективнее. А когда работают эффективнее? Когда за людей больше работают машины, а сами люди заняты преимущественно тем, что конструируют автоматизированные машины, разрабатывают машинные технологии, проводят соответствующие фундаментальные и прикладные научно-исследовательские работы, организуют и планируют производство эффективных, наукоемких, трудосберегающих машин. И в результате машина выполняет работу, которую раньше делало 7-10-20 человек.
Приведу пример. В своё время мне довелось заниматься одним парадоксом: некоторые американские экономисты заметили, что вклад вычислительной техники огромен, а по производительности труда ее вклада не видно. Возник парадокс. И надо было установить: что же дают цифровые технологии и компьютеризация для производительности труда. С теми подходами и по тем методикам, которые использовали зарубежные экономисты, вы-членить всю цепочку, от затрат до результатов по процессу, было невозможно. Исходя из классических законов экономики, мне удалось разработать верную методику расчета. И на примере американской промышленности выяснилось, что одно компьютеризованное рабочее место эквивалентно 7 электромеханическим. Прогресс неоиндустриальных производительных сил стал очевиден, как только мы приняли правильную логику и методику расчета эффективности.
Разумеется, если эффективность неоиндустриального рабочего места в 6-7 раз выше, чем старого, просто электрифицированного, то эффект трудосбережения позволяет рабо-тать меньше, а получать больше – и результатов, и заработной платы.


Таким образом, работать меньше – значит работать эффективнее. И кто работает эф-фективнее, тот живет лучше. Если взять статистику передовых индустриальных стран, скажем – ведущих 15-ти стран мира, которые входят в Организацию экономического со-трудничества и развития, и выполнить элементарный регрессионный анализ, то мы убе-димся, что покупательная способность на душу населения действительно выше в тех странах, где годовой объем отработанного рабочего времени меньше. Стало быть, это се-годня и впрямь статистически доказанный факт. Установленная тенденция неопровержи-ма. На графиках «крутизна наклона» соответствующей кривой за последние 10 лет только увеличивается. Следовательно, тенденция становится более выраженной.
Как видим, что парадоксально с точки зрения старых, так называемых рыночных под-ходов – примитивных и вульгарных, то абсолютно не парадоксально с точки зрения не-оиндустриальной парадигмы.


Отмечу также острую проблему: в стране ежегодно выпускается миллион с лишним специалистов с высшим образованием, но в то же время отечественная экономика не соз-дает миллиона с лишним новых высокопроизводительных рабочих мест, которые бы жда-ли эту молодежь, подготовленную в вузах. Снять столь грозную социальную диспропор-цию может только неоиндустриализация, только бурное производство автоматизирован-ных рабочих мест для промышленности, сельского хозяйства, строительства, транспорта, здравоохранения, научно-технического сектора, складского хозяйства и т.д.

– Что дает реализация вашей концепции народу? Есть высказывания, что она может привести к большой безработице.

– На самом деле новая индустриализация дает максимально полную занятость. Причем занятость нового типа, поскольку означает перемещение по мере автоматизации рабочей силы из трудоёмких секторов и отраслей экономики в сектора автоматизирован-ного умственного труда, творческого труда. Предвидя вульгарное представление, будто автоматизация приводит к росту безработицы, мы еще в конце 2010 г. провели вместе с ФНПР специальный круглый стол, посвященный трудосбережению. Вдобавок могу при-вести классические исследования полувековой давности: когда тот же вопрос возник в США, наш соотечественник В. Леонтьев на основе межотраслевых балансов с цифрами в руках показал, что автоматизация не является источником безработицы. Нам остается только уточнить: источником безработицы является частный капитал.


Поэтому компрадорские эксперты, которые пугают неоиндустриализацией и предъяв-ляют «страшилки», например – о 38 млн. человек безработных, демонстрируют теорети-ческое и инструментальное невежество. Они просто не владеют предметом. Обратимся к опыту США: коэффициент производительно занятых людей, начиная с 1980-х гг., когда последовал период уверенного освоения микропроцессорной техники и автоматизации рабочих мест, не только не упал, а значительно вырос. Коэффициент трудовой занятости населения в неоиндустриальной экономике США ныне больше, чем в компрадорской России. Это – тоже статистический факт.
Естественно, что там, где монотонные рабочие операции переложены на машины, лю-ди переходят в сектора, связанные с производством автоматизированных машин, образо-ванием, разработкой новых технологий и новых продуктов. На языке классики такой процесс называется ростом занятости в сфере обеспечения целесообразности трудовой деятельности. Ведь эта целесообразность не с неба падает, а является результатом научно-исследовательских разработок. Соответственно, при новой индустриализации сфера тру-доемкого производства будет сокращаться, но ради того только, чтобы неуклонно расширялась сфера науки, образования, НИР и НИОКР, научного приборостроения, инструмен-тальной, экспериментальной и лабораторной деятельности, материально-технических новаций. Между прочим, в условиях деиндустриализации удельный вес занятых научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими разработками в российской экономике в количественном отношении ниже, чем в передовых индустриальных странах. А в качественном отношении – на порядок ниже. России надо прирастать миллионами первоклассных научных работников, чтобы поднять сферу НИР и НИОКР на передовой уровень.
К тому же в рамках неоиндустриального подхода вопросы распределения общественного труда и рабочей силы решаются не так, как угодно отдельному частному капиталу, а так, как того требуют интересы общества и государства. Опять же, согласно классическому постулату богатство современного общества прямо пропорционально массе трудовой занятости и производительности труда. Оба эти фактора будут не только учиты-ваться в неоиндустриальном обществе, но станут целевой функцией его развития. Естест-венно, ни о каком росте безработицы не может идти речи – это противоречит объективно-му закону неоиндустриального прогресса. Напротив, в сфере организации производства, планирования, управления, НИР и НИОКР у нас, повторяю, занято несопоставимо меньше людей, чем в передовых индустриальных странах.


Ту же вертикальную интеграцию надо планировать, проектировать, программировать, автоматизировать. Любой контент-анализ покажет, что в передовых индустриальных странах действуют ныне десятки, сотни, тысячи центров бизнес-консалтинга, которые занимаются одним – проектированием цепочек добавленной стоимости, т.е. проектированием вертикально-интегрированных цепочек. А сколько у нас выпускается специалистов, способных заняться вертикальной интеграцией, ее проектированием и планированием? Сколько вообще в стране людей понимает, что такое вертикальная интеграция и почему прибыль можно извлекать только из конечного производства, но нельзя извлекать из промежуточного? По пальцам можно пересчитать таких людей даже в профессиональной экономической среде. А ведь это давно уже общее место в передовых индустриальных странах. Под влиянием практического осуществления атомного и космического проектов там еще в 1970-е гг. осознали, что неоиндустриальные производительные силы нужно выстраивать по-новому: не в рамках отраслевых предприятий, не в рамках отраслевых холдингов, а в рамках межотраслевых корпораций, в рамках межотраслевых цепочек добавленной стоимости. Все звенья такой цепочки должны быть под единым, централизованным контролем. Следовательно, должны быть объединены единой собственностью – вертикально интегрированной, общекорпоративной.
Это, между прочим, к ответу на вопрос о том, как меняется собственность в ходе но-вой индустриализации, как меняется ее субъект. Собственность должна стать вертикально интегрированной. Тогда для новой индустриализации формируется новый субъект – в виде вертикально интегрированной корпорации. И вполне закономерно, что именно ТНК служат движущей силой неоиндустриализации. Без господства верти-кально интегрированной формы собственности неоиндустриализация практически немыслима.
Поэтому неоиндустриальный подход предполагает опору на вертикально интегриро-ванные комплексы, в первую очередь – во всем инфраструктурном секторе народного хо-зяйства. Вертикально интегрированными должны быть электроэнергетика, железные до-роги, авиапромышленность и авиаперевозки, морской и речной транспорт, агропромыш-ленный сектор. Экономически абсурдно отрывать эксплуатантов авиалайнеров от произ-водителей авиалайнеров. Это разрыв цепочки и колоссальные потери, например – вслед-ствие закупки и ремонта иностранных самолетов вместо своих. Аналогично нужно дейст-вовать по каждому стратегически важному для страны направлению. Конечно, вертикаль-ная интеграция и неоиндустриализация приводят к резкому увеличению сферы социаль-ного капитала.


С точки зрения неоиндустриальной парадигмы мы видим экономику в воспроизводственном разрезе, как единый народнохозяйственный комплекс со всеми его системными противоречиями. Приведу вновь парадоксальное суждение, но оно не столько даже теоретическое, сколько практическое. Для передового сознания уже совершенно ясно, что частный капитал – это источник социальных издержек. По всем направлениям. Это и разливы нефти, и сжигание попутного газа, и пищевые фальсификаты, и загрязнение почв, воды, леса, атмосферы, и истощение плодородия земель, и безработица, и кризисы, и т.д. Прибыль частного капитала на одной стороне всегда означает колоссальные социальные издержки и социальный вред – на другой. Частный капитал не заинтересован в очистных системах, системах технической безопасности, системах качества. Поэтому минимизация частных издержек есть максимизация социальных – это объективный закон капитализма. Названным законом исчерпывающе объясняется, отчего на компрадорскую Россию обрушивается катастрофа за катастрофой, одна ужаснее другой, типа Саяно-Шушенской, АПЛ «Курск», террористических актов, энергетических аварий и т.п. В обществе XIX столетия мирились с извлечением частной прибыли за счет налогоплательщиков, потому что еще плохо понимали диалектику частного и социального. В XX в. стали задавать вопросы. В XXI в. начали искать противоядие.


Спрашивается: какая социальная сила заинтересована в том, чтобы минимизировать издержки общества по экологии, водоочистке, переработке промышленных и бытовых отходов, потери из-за некачественной техники, из-за некачественных продуктов питания, пищевых отравлений, выбросов отравляющих и вредных веществ, техногенных катастроф, некачественной инфраструктуры, срывов электроснабжения? Ответ дает неоиндустриальная практика: в снижении социальных издержек заинтересован лишь социальный капитал. Он и служит орудием их минимизации. Поэтому в передовых индустри-альных странах граница между социальным и частным капиталом все более зримо сдвигается в пользу социального капитала. Так происходит и в ЕС, и в США, и в Японии. Это очень важный, по-своему революционный процесс. С тенденцией преобладания социального капитала над частным связано будущее. Естественно, что мы, как общество XXI в., не должны быть на обочине этого процесса.
В связи со сказанным логика неоиндустриального подхода заключается в том, чтобы уйти от различного рода догм, которыми перекормили нашу страну «реформаторы». На-пример, догма о том, что рынок всё за всех сделает – такая догма несуразна. В действи-тельности работают люди. Без них в экономике не работает ничто: никакие технологии и никакие машины, даже автоматизированные. И чем лучше работают люди, тем лучше они живут.

– Сергей Семенович, как концепция неоиндустриализации влияет на вопросы власти и собственности, к каким изменениям здесь должно привести принятие этой концепции?

– Я исхожу из классической парадигмы способа производства. Не бывает производи-тельных сил вне определенных отношений между людьми. Естественно, что неоиндустриальные производительные силы устанавливают для себя принципиально иные по характеру производственные отношения между людьми. Происходит кардинальная перемена, которую кратко можно выразить так: уход от дезинтегрированных и раздробленных производственных отношений к интегрированным и консолидированным, включая, конечно же, интегрированные формы собственности.
В современных условиях это означает уход от господства частной собственности к господству вертикально-интегрированной собственности. Но этот системный поворот вызывает еще большие споры, чем тезис о новой индустриализации применительно к производственному аппарату, к промышленному капиталу. Почему?

Если Россия берет курс на новую индустриализацию, значит господство по опре-делению должно принадлежать промышленному капиталу, а не сырьевому. Это тоже кардинальный системный сдвиг. Самой собой разумеется, кто связан своими интересами с экспортно-сырьевой моделью, тот прекрасно понимает, что означает переход власти от олигархического сырьевого капитала к промышленному общенациональному капиталу. Вот почему по вопросу вертикальной интеграции собственности разгорается принципи-альная идеологическая и политическая борьба.


Что касается системы власти, то произойдет также полная смена парадигмы государственной власти. Россия должна уйти от безответственного и асоциального государства, чтобы сформировать государство ответственное и социальное.
Что имеется в виду? Опять же приведу конкретный пример. Может быть это еще один из парадоксов, но тем не менее. Когда велись постсоветские дебаты и речь шла о так на-зываемых общечеловеческих ценностях, в реформаторской Конституции было деклариро-вано положение о том, что интересы отдельного человека выше, чем интересы государст-ва. Внушалось, что это цивилизованный подход, возвращающий нас в лоно некой цивилизации, откуда мы якобы выпали. И у меня возникло такое соображение. Предположим, что интересы отдельного человека важнее, чем интересы государства. Тогда спрашивается: а прибыль важнее, чем интересы отдельного человека? А частный капитал, рынок, конкуренция, барыш или доллар важнее, чем интересы отдельного человека? Если ответить утвердительно, то получается любопытный логический парадокс. Окажется, что прибыль, частный капитал и барыш, рынок, конкуренция и доллар важнее, чем интересы государства. Это вроде бы парадокс, но на самом деле перед нами серьезный и фундаментальный вопрос о том, правильно ли устроено у нас постсоветское государство. Оно что, должно бегать на поводу частной прибыли, частника, барышника и продажного компрадора, разрушительной конкуренции, доллара и т.д.? Нет, не должно. Однако же бегает. И значит – устроено неправильно.

Вопрос о власти, который затронут в связи с новой индустриализацией, предполагает, что общество должно четко разобраться: допустимо ли, чтобы люди делились в нём на рентабельных и нерентабельных, на выгодных для капитала и невыгодных? До-пускает ли оно, чтобы образование, здравоохранение, комфортное жильё, другие блага получали лишь те, кто рентабелен и выгоден для капитала? Допускает ли, чтобы все ос-тальные, кто нерентабелен и невыгоден с точки зрения капитала, были обречены на про-зябание, на вымирание? Таковы вопросы, по которым должно определиться общество. По этим конкретным и базовым вопросам свое веское слово предстоит сказать социальному большинству.
И эти вопросы незачем подменять пустопорожними словопрениями об абстрактной демократии и свободе. Для нас неизмеримо важнее социальная справедливость, без которой может быть только несправедливая демократия – продажная, и несправедливая свобода – опять-таки продажная.

В стране существует законодательство, запрещающее делить людей по религиозному признаку, по вероисповеданию, по национальности. Но разве можно делить людей по со-циально-экономическому признаку? Разве можно делить их на рентабельных и нерента-бельных, на приносящих прибыль капиталу и не приносящих? Если разрешено делить людей по социально-экономическому признаку, то получается заведомо бесчеловечное, людоедское общество, ибо человек, нерентабельный и невыгодный капиталу, автоматиче-ски причисляется к невыгодным и ненужным вообще. Сейчас нерентабельны многие го-родские и сельские школы, поликлиники, университеты, институты, критически важные для страны производства, и что – значит они не нужны? Это идеология дикости и варвар-ства. Но именно эта идеология доминирует сегодня в компрадорской России.

Надо иметь в виду еще классический закон о соотношении экономического базиса и политической надстройки. Дело в том, что деление по социально-экономическому при-знаку первично, а деление по национальному и религиозному – вторично. Первое есть основа второго. Раскол общества по социально-экономическому признаку раскалывает общество по всем остальным признакам – религиозному, национальному и т.д. Общество XXI в. должно это понимать.

Неоиндустриальный подход вскрывает всю порочность изуверской идеологии. Если для экономической системы и для власти люди делятся на рентабельных и нерентабель-ных, то получается рахитичное общество, изъеденное изнутри и начисто лишенное пер-спективы. Отнюдь неслучайно на примере развитых стран можно видеть, как прогрессив-ная, вертикально-интегрированная экономическая система все дальше уходит от подобно-го деления – уходит, наращивая социальный капитал и социальную сферу, перераспреде-ляя ВВП в пользу такого положения в обществе, когда ключевые, базисные блага стано-вятся доступными всем. Не говорю уже о том, что новая индустриализация означает соз-дание массива технотронных рабочих мест, которые более чем достаточны, чтобы утро-ить, учетверить производительность труда и уровень жизни в нашей стране. Развитие со-циального капитала определяет будущее общества. Поэтому неоиндустриальная парадиг-ма – это социальная парадигма, т.е. парадигма нового общества, не такого, как нынешнее продажное и компрадорское.

– Недавно в ЕС появились концепции III индустриальной революции, но они пока кон-цептуально слабы и на вас пока не ссылаются. Но вас туда начали приглашать. Это го-ворит о том, что концептуальные вещи отслеживаются во всем мире.

– Не совсем верно, что на наши разработки не ссылаются. Во-первых, ссылаются на публикации по новой индустриализации, причем эти работы переведены. Переведены и в англо-саксонских странах. Также переведена работа о политике новой индустриализации, т.е. работа, раскрывающая как раз следующий вопрос – о том, как проводить неоиндустриализацию, на основе какой собственности и экономической системы, какими методами, в чьих интересах и т.д.
Более того, из ряда зарубежных университетов присылают докторские диссертации, в которых диссертанты прямо цитируют наши материалы. Поэтому не сказал бы, что зару-бежное экономическое сообщество незнакомо с нашими работами. Также должен заме-тить, что журнал, который я имею честь возглавлять, аккредитован при Организации эко-номического сотрудничества и развития. Благодаря этому у нас налажен информацион-ный обмен. Мы имеем доступ к их статистическим и аналитическим материалам, отбира-ем самое ценное с неоиндустриальной точки зрения, получаем разрешение на перевод и публикацию, и точно так же даём разрешение на перевод и издание ими тех наших мате-риалов, которые они отбирают и считают полезными для себя. В общем, информационно-аналитический обмен налажен.
Какой-то отгороженности от зарубежных коллег мы не чувствуем. К примеру, к новой индустриализации колоссальный интерес проявляет сейчас Миланский университет им. Луиджи Боккони. В начале октября 2012 г. именно в Милане комиссар ЕС по промыш-ленности и предпринимательству заявил, что ЕС нуждается в новой индустриализации, или, по терминологии немецкой корпорации Сименс, в третьей промышленной революции («зеленой»). Несомненно, неоиндустриальная инициатива названного университета совпадает с инициативой Еврокомиссии. Итальянские коллеги говорили о том при нашем общении в ноябре как о чем-то само собой разумеющемся.


В общем, и ЕС открыл для себя объективную необходимость новой индустриализации. Причем Еврокомиссия озабочена так называемыми пределами капиталистического роста и тем, как поднять эффективность именно социального капитала. В ЕС хорошо по-нимают, что частный капитал устремлен на спекулятивные и краткосрочные направления. А кто будет устремлен на долгосрочные направления, на те же инфраструктурные направления? Должен сказать, что в нашей стране видные хозяйственники, экономисты, финансисты, находятся на уровне представлений, ничуть не ниже европейских. Это очень отрадный факт, поскольку происходит сдвиг в умах.


Прогрессивный сдвиг в умах – это крайне важно. Так, не нужно особого ума, чтобы митинговать, если митинг не за прогрессивные цели. А чтобы митинг был именно за про-грессивные цели – нужен ум. На усвоение того, куда и как должна двигаться страна – для этого прежде всего нужен ум, для этого нужно думать, нужно размышлять. В свою оче-редь, чтобы думать и размышлять, нужно научиться думать. Нужно уметь размышлять. Нужно преодолевать трудности понимания. И в этом отношении наше передовое интел-лектуальное ядро находится, повторяю, на уровне научных представлений, которые ни-чуть не ниже, чем где бы то ни было за рубежом. А по ряду направлений, притом чувствительных, скажем в методике оценки долгосрочных инвестиций с позиции социального капитала, я думаю, что мы можем обучить кое-чему и наших европейских коллег.
Уровень общения тесный, причем общения совершенно равноправного, на равных. Нас не воспринимают за людей из некой отсталой страны, за людей второго сорта. Там видят, что наш интеллектуальный багаж, идеи, разработки действительно находятся на уровне требований современной эпохи. Должен сказать, что представители науки из на-шей страны выглядят в Европе весьма достойно. Имидж портят отдельно взятые реформа-торы, но лишний раз их не пнёт уже только ленивый, потому что дремучесть их представ-лений, которыми они кормили страну на протяжении 20 лет, превратилась в свою проти-воположность и стала, пожалуй, уже фарсом. Поэтому относительно них можно не рас-пространяться. Меня больше интересуют как раз носители передовых представлений. С ними нужно усиливать общение, консолидировать социальную платформу.


В общем, поскольку неоиндустриализация – это умная индустриализация, то она тре-бует критической массы подготовленных и умных людей. Умная индустриализация не может проводиться неумными. А если она будет проводиться практически, на деле, то всё равно в нашей стране все будут становиться умными. И прогресс начнет измеряться соот-ношением между теми, кто уже понял преимущества неоиндустриального подхода, не-оиндустриальных ценностей, и теми, кто их отрицает, т.е. остается реакционером.


Конечный исход предрешен: прогрессивное большинство так или иначе освободится от диктата продажного реакционного меньшинства, чтобы взяться за неоиндустриальный подъем России по-настоящему, в полную силу.

[anna-news.info]